Неточные совпадения
Скотинин. Не
знаешь, так скажу. Я Тарас Скотинин, в роде своем не
последний. Род Скотининых великий и старинный. Пращура нашего ни в какой герольдии не отыщешь.
— Откуда я? — отвечал он на вопрос жены посланника. — Что же делать, надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз, и всё с новым удовольствием. Прелесть! Я
знаю, что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до
последней минуты досиживаю, и весело. Нынче…
Сняв венцы с голов их, священник прочел
последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не
знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но
последний вывод был тот, что муж ее, восхищающийся братом и унижающий себя пред ним, был неискренен. Кити
знала, что эта неискренность его происходила от любви к брату, от чувства совестливости за то, что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания быть лучше, — она любила это в нем и потому улыбалась.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это
последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она
знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Когда Левин думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в отчаянье; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он как будто
знал и что он такое и для чего он живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это
последнее время он гораздо тверже и определеннее жил, чем прежде.
«Да и вообще, — думала Дарья Александровна, оглянувшись на всю свою жизнь за эти пятнадцать лет замужества, — беременность, тошнота, тупость ума, равнодушие ко всему и, главное, безобразие. Кити, молоденькая, хорошенькая Кити, и та так подурнела, а я беременная делаюсь безобразна, я
знаю. Роды, страдания, безобразные страдания, эта
последняя минута… потом кормление, эти бессонные ночи, эти боли страшные»…
Он понял это и по тому, что видел, и более всего по лицу Анны, которая, он
знал, собрала свои
последние силы, чтобы выдерживать взятую на себя роль.
— Что это за бессмыслица! — говорил Степан Аркадьич,
узнав от приятеля, что его выгоняют из дому, и найдя Левина в саду, где он гулял, дожидаясь отъезда гостя. — Mais c’est ridicule! [Ведь это смешно!] Какая тебя муха укусила? Mais c’est du dernier ridicule! [Ведь это смешно до
последней степени!] Что же тебе показалось, если молодой человек…
Он думал о том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за границы, не
знал, возможно ли это нынче или нет, и не
знал, как
узнать это. Он виделся с ней в
последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
Мать Вронского,
узнав о его связи, сначала была довольна — и потому, что ничто, по ее понятиям, не давало
последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете, и потому, что столь понравившаяся ей Каренина, так много говорившая о своем сыне, была всё-таки такая же, как и все красивые и порядочные женщины, по понятиям графини Вронской.
Удивительнее же всего было то, что на вопрос о том, сколько у ней зубов, Анна ошиблась и совсем не
знала про два
последние зуба.
Это было то
последнее верование, на котором строились все, почти во всех отраслях, изыскания человеческой мысли. Это было царствующее убеждение, и Левин из всех других объяснений, как всё-таки более ясное, невольно, сам не
зная когда а как, усвоил именно это.
Эти припадки ревности, в
последнее время всё чаще и чаще находившие на нее, ужасали его и, как он ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на то, что он
знал, что причина ревности была любовь к нему.
Но в
последнее время она
узнала, что сын отказался от предложенного ему, важного для карьеры, положения, только с тем, чтоб оставаться в полку, где он мог видеться с Карениной,
узнала, что им недовольны за это высокопоставленные лица, и она переменила свое мнение.
— Я вам давно хотела сказать, maman: вы
знаете ли, что Левин хотел сделать предложение Кити, когда он был здесь в
последний: раз? Он говорил Стиве.
Он чувствовал себя невыразимо несчастным теперь оттого, что страсть его к Анне, которая охлаждалась, ему казалось, в
последнее время, теперь, когда он
знал, что навсегда потерял ее, стала сильнее, чем была когда-нибудь.
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза, и во взгляде его не было твердости. Она поняла тотчас же, что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она
знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет не всё, что он думает. И она поняла, что
последняя надежда ее была обманута. Это было не то, чего она ждала.
В эти
последние дни он сам не ездил на проездку, а поручил тренеру и теперь решительно не
знал, в каком состоянии пришла и была его лошадь.
И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал. Дочери замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное», сказали они этим взглядом. Они не
знали, что, как ни хорошо было княгине у дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей было мучительно грустно и за себя и за мужа с тех пор, как они отдали замуж
последнюю любимую дочь и гнездо семейное опустело.
На другой день рано утром мы ее похоронили за крепостью, у речки, возле того места, где она в
последний раз сидела; кругом ее могилки теперь разрослись кусты белой акации и бузины. Я хотел было поставить крест, да,
знаете, неловко: все-таки она была не христианка…
— Это само собою разумеется:
последнее уничтожает первое. Первое завещанье никуда не годится. Я
знаю хорошо волю покойницы. Я был при ней. Кто его подписал? кто были свидетели?
Последние слова он уже сказал, обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого
знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не
знает, отвечать ли ему на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
Чичиков заглянул из-под низа ему в рожу, желая
знать, что там делается, и сказал: «Хорош! а еще воображает, что красавец!» Надобно сказать, что Павел Иванович был сурьезно уверен в том, что Петрушка влюблен в красоту свою, тогда как
последний временами позабывал, есть ли у него даже вовсе рожа.
— Но вздор, вздор, — сказал он вслух и тут же почувствовал решимость на все штуки. — Я
знаю это лучше: я участвовал при
последних минутах покойницы. Мне это лучше всех известно. Я готов присягнуть самолично.
Одна из
последних подошла проститься с покойницей какая-то крестьянка с хорошенькой пятилетней девочкой на руках, которую, бог
знает зачем, она принесла сюда.
Я
знал, что pas de Basques неуместны, неприличны и даже могут совершенно осрамить меня; но знакомые звуки мазурки, действуя на мой слух, сообщили известное направление акустическим нервам, которые в свою очередь передали это движение ногам; и эти
последние, совершенно невольно и к удивлению всех зрителей, стали выделывать фатальные круглые и плавные па на цыпочках.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она
знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи
последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича...
Теперь он действовал уже решительно и покойно, до мелочи
зная все, что предстоит на чудном пути. Каждое движение — мысль, действие — грели его тонким наслаждением художественной работы. Его план сложился мгновенно и выпукло. Его понятия о жизни подверглись тому
последнему набегу резца, после которого мрамор спокоен в своем прекрасном сиянии.
Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если вы держите свое прежнее намерение насчет моей сестры и если для этого думаете чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто в
последнее время, то я вас убью, прежде чем вы меня в острог посадите.
Отвечая на них, он проговорил три четверти часа, беспрестанно прерываемый и переспрашиваемый, и успел передать все главнейшие и необходимейшие факты, какие только
знал из
последнего года жизни Родиона Романовича, заключив обстоятельным рассказом о болезни его.
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я
знаю, вы
последнее сами отдали, еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах, как теперь, целый день вспоминать было больно!
Все это я сам с собой переспорил, до
последней малейшей черты, и все
знаю, все!
«Иисус говорит ей: воскреснет брат твой. Марфа сказала ему:
знаю, что воскреснет в воскресение, в
последний день. Иисус сказал ей: «Я есмь воскресение и жизнь;верующий в меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в меня не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит ему...
Закупками распорядилась сама Катерина Ивановна с помощию одного жильца, какого-то жалкого полячка, бог
знает для чего проживавшего у г-жи Липпевехзель, который тотчас же прикомандировался на посылки к Катерине Ивановне и бегал весь вчерашний день и все это утро сломя голову и высунув язык, кажется особенно стараясь, чтобы заметно было это
последнее обстоятельство.
Впрочем, кучер был не очень уныл и испуган. Видно было, что экипаж принадлежал богатому и значительному владельцу, ожидавшему где-нибудь его прибытия; полицейские уж, конечно, немало заботились, как уладить это
последнее обстоятельство. Раздавленного предстояло прибрать в часть и в больницу. Никто не
знал его имени.
— Как? Так вот ка-а-к-с! — вскричал Лужин, совершенно не веровавший, до
последнего мгновения, такой развязке, а потому совсем потерявший теперь нитку, — так так-то-с! Но
знаете ли, Авдотья Романовна, что я мог бы и протестовать-с.
Последнее было очень знаменательно для Раскольникова: он понял, что, верно, Порфирий Петрович и давеча совсем не конфузился, а, напротив, сам он, Раскольников, попался, пожалуй, в капкан; что тут явно существует что-то, чего он не
знает, какая-то цель; что, может, все уже подготовлено и сейчас, сию минуту обнаружится и обрушится…
Полтора года я Родиона
знаю: угрюм, мрачен, надменен и горд; в
последнее время (а может, гораздо прежде) мнителен и ипохондрик.
— То есть не то чтобы… видишь, в
последнее время, вот как ты заболел, мне часто и много приходилось об тебе поминать… Ну, он слушал… и как
узнал, что ты по юридическому и кончить курса не можешь, по обстоятельствам, то сказал: «Как жаль!» Я и заключил… то есть все это вместе, не одно ведь это; вчера Заметов… Видишь, Родя, я тебе что-то вчера болтал в пьяном виде, как домой-то шли… так я, брат, боюсь, чтоб ты не преувеличил, видишь…
Последнее обстоятельство было уж слишком необъяснимо и сильно беспокоило Дуню; ей приходила мысль, что мать, пожалуй, предчувствует что-нибудь ужасное в судьбе сына и боится расспрашивать, чтобы не
узнать чего-нибудь еще ужаснее.
Я же хотел только
узнать теперь, кто вы такой, потому что, видите ли, к общему-то делу в
последнее время прицепилось столько разных промышленников и до того исказили они все, к чему ни прикоснулись, в свой интерес, что решительно все дело испакостили.
— А ведь кто
знает, может и
последний раз видимся, — прибавил он нечаянно.
А вот почему: ехал он на каком-то пароходе, уж не
знаю, с другом своим, с купеческим сыном Непутевым, разумеется, оба пьяные, до
последней возможности.
Я был глубоко оскорблен словами гвардейского офицера и с жаром начал свое оправдание. Я рассказал, как началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня
узнал и пощадил. Я сказал, что тулуп и лошадь, правда, не посовестился я принять от самозванца; но что Белогорскую крепость защищал я противу злодея до
последней крайности. Наконец я сослался и на моего генерала, который мог засвидетельствовать мое усердие во время бедственной оренбургской осады.
Спустя несколько дней после сего знаменитого совета
узнали мы, что Пугачев, верный своему обещанию, приближился к Оренбургу. Я увидел войско мятежников с высоты городской стены. Мне показалось, что число их вдесятеро увеличилось со времени
последнего приступа, коему был я свидетель. При них была и артиллерия, взятая Пугачевым в малых крепостях, им уже покоренных. Вспомня решение совета, я предвидел долговременное заключение в стенах оренбургских и чуть не плакал от досады.
Отношение к этой женщине не определялось. Раздражали неприятная ее самоуверенность и властность, раздражало и то, что она заставила высказаться.
Последнее было особенно досадно. Самгин
знал, что он никогда еще и ни с кем не говорил так, как с нею.
В двух
последних парах он
узнал краснолицего свирепого дворника Марины и полуумного сторожа Васю, которого он видел в Отрадном.
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к
последней свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я
знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
—
Знаешь, Климчик, у меня — успех! Успех и успех! — с удивлением и как будто даже со страхом повторила она. — И все — Алина, дай ей бог счастья, она ставит меня на ноги! Многому она и Лютов научили меня. «Ну, говорит, довольно, Дунька, поезжай в провинцию за хорошими рецензиями». Сама она — не талантливая, но — все понимает, все до
последней тютельки, — как одеться и раздеться. Любит талант, за талантливость и с Лютовым живет.