Неточные совпадения
Я отметил уже, что воспоминание
о той девушке не уходило; оно напоминало всякое другое воспоминание, удержанное душой, но с верным, живым оттенком. Я время от времени взглядывал на него, как на привлекательную картину. На этот раз оно возникло и отошло отчетливее, чем всегда. Наконец мысли переменились. Желая узнать название
корабля, я обошел его, став против кормы, и, всмотревшись, прочел полукруг рельефных золотых букв...
Будь я спокоен, я отнесся бы к своей идее
о сближении
корабля с девушкой как к дикому суеверию, но теперь было иначе — представления возникли с той убедительностью, как бывает при горе или испуге.
Я ответил, что разговор был и что капитан Гез не согласился взять меня пассажиром на борт «Бегущей по волнам». Я прибавил, что говорю с ним, Брауном, единственно по указанию Геза
о принадлежности
корабля ему. Это положение дела я представил без всех его странностей, как обычный случай или естественную помеху.
— Дрянь человек, — сказал Гез. Его несколько злобное утомление исчезло; он погасил окурок, стал вдруг улыбаться и тщательно расспросил меня, как я себя чувствую — во всех отношениях жизни на
корабле. Ответив как надо, то есть бессмысленно по существу и прилично разумно по форме, — я встал, полагая, что Гез отправится завтракать. Но на мое
о том замечание Гез отрицательно покачал головой, выпрямился, хлопнул руками по коленям и вынул из нижнего ящика стола скрипку.
Рассчитывая, что на днях мы поговорим подробнее, я не стал больше спрашивать его
о корабле. Кто сказал «А», тот скажет и «Б», если его не мучить. Я перешел к Гезу, выразив сожаление, крайне смягченное по остроте своего существа, что капитан бездетен, так как его жизнь, по-видимому, довольно беспутна; она лишена правильных семейных забот.
В каюте Геза стоял портрет неизвестной девушки. Участники оргии собрались в полном составе. Я плыл на
корабле с темной историей и подозрительным капитаном, ожидая должных случиться событий, ради цели неясной и начинающей оборачиваться голосом чувства, так же странного при этих обстоятельствах, как ревнивое желание разобрать,
о чем шепчутся за стеной.
Фрези Грант, хотя была доброй девушкой, — вот, скажем, как наша Дэзи… Обратите внимание, джентльмены, на ее лицо при этих моих словах. Так я говорю
о Фрези. Ее все любили на
корабле. Однако в ней сидел женский черт, и, если она что-нибудь задумывала, удержать ее являлось задачей.
— Вот и вся история, — закончил Больт. — Что было на
корабле потом, конечно, не интересно, а с тех пор пошел слух, что Фрези Грант иногда видели то тут, то там, ночью или на рассвете. Ее считают заботящейся
о потерпевших крушение, между прочим; и тот, кто ее увидит, говорят, будет думать
о ней до конца жизни.
— Знаете ли вы, — сказал он, —
о Вильямсе Гобсе и его странной судьбе? Сто лет назад был здесь пустой, как луна, берег, и Вильямс Гобс, в силу предания которому верит, кто хочет верить, плыл на
корабле «Бегущая по волнам» из Европы в Бомбей. Какие у него были дела с Бомбеем, есть указания в городском архиве.
— Должно быть, так, — ответил я, стараясь не усложнять объяснения, которое, предполагая тройную разительную случайность, все же умещалось в уме. — Я хочу сказать теперь
о Гезе и
корабле.
— Здесь нет секрета, — ответила Биче, подумав. — Мы путаемся, но договоримся. Этот
корабль наш, он принадлежал моему отцу. Гез присвоил его мошеннической проделкой. Да, что-то есть в нашей встрече, как во сне, хотя я и не могу понять! Дело в том, что я в Гель-Гью только затем, чтобы заставить Геза вернуть нам «Бегущую». Вот почему я сразу назвала себя, когда вы упомянули
о Гезе. Я его жду и думала получить сведения.
Не упоминая, разумеется,
о портрете, прибавив, сколько мог, прямо идущих к рассказу деталей, я развил подробнее свою историю с Гезом, после чего Биче, видимо, доверяя мне, посвятила меня в историю
корабля и своего приезда.
Я умолчал также
о некоторых вещах, например,
о фотографии Биче в каюте Геза и запутанном положении
корабля в руках капитана, с целью сосредоточить все происшествия на себе.
— Достаточно, что вы там были. К тому же вы старались если не обвинить себя, то внушить подозрение. Я вам очень благодарна, Гарвей. Вечером вы придете к нам? Я назначу теперь же, когда встретиться. Я предлагаю в семь. Я хочу вас видеть и говорить с вами. Что вы скажете
о корабле?
— Я не понимаю, — сказала Биче, задумавшись, — каким образом получилось такое грозное и грязное противоречие. С любовью был построен этот
корабль. Он возник из внимания и заботы. Он был чист. Едва ли можно будет забыть
о его падении,
о тех историях, какие произошли на нем, закончившись гибелью троих людей: Геза, Бутлера и Синкрайта, которого, конечно, арестуют.
Шлюпка стукнулась
о борт. На
корабле было тихо.
Неточные совпадения
Он чувствовал, что, не ответив на письмо Дарьи Александровны, своею невежливостью,
о которой он без краски стыда не мог вспомнить, он сжег свои
корабли и никогда уж не поедет к ним.
Придет ли час моей свободы? // Пора, пора! — взываю к ней; // Брожу над морем, жду погоды, // Маню ветрила
кораблей. // Под ризой бурь, с волнами споря, // По вольному распутью моря // Когда ж начну я вольный бег? // Пора покинуть скучный брег // Мне неприязненной стихии, // И средь полуденных зыбей, // Под небом Африки моей, // Вздыхать
о сумрачной России, // Где я страдал, где я любил, // Где сердце я похоронил.
Не
о корысти и военном прибытке теперь думали они, не
о том, кому посчастливится набрать червонцев, дорогого оружия, шитых кафтанов и черкесских коней; но загадалися они — как орлы, севшие на вершинах обрывистых, высоких гор, с которых далеко видно расстилающееся беспредельно море, усыпанное, как мелкими птицами, галерами,
кораблями и всякими судами, огражденное по сторонам чуть видными тонкими поморьями, с прибрежными, как мошки, городами и склонившимися, как мелкая травка, лесами.
Когда на другой день стало светать,
корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал
о счастье…
Другие, схваченные бурунами, бились
о рифы; утихающее волнение грозно шатало корпус; обезлюдевший
корабль с порванными снастями переживал долгую агонию, пока новый шторм не разносил его в щепки.