Неточные совпадения
Ясно, что вообще за границу отпускали неохотно, а между тем были люди, понимавшие, что нам необходимо
учиться у немцев: один голос Кошихина сам по себе уже может служить доказательством.
Мало того: Артамон Сергеевич Матвеев заставил дворовых людей своих
учиться потешному искусству
у заморских комедиантов; а не заставил же
учиться чему-нибудь другому
у других иноземцев, бывших в Москве, — медицине, например, или хоть бы инженерному искусству…
У этого-то Тиммермана Петр, уже шестнадцатилетний юноша, принялся
учиться арифметике, геометрии, фортификации.
Таким образом, до открытия впредь новых достоверных сведений о юности Петра, мы должны считать еще не разрешенным вопрос о том, задумывал ли Петр сам собою свои великие планы ранее, чем узнал Лефорта, даже ранее, чем стал
учиться арифметике
у Тиммермана (так думает г. Устрялов); или эти планы появились уже впоследствии времени, при влиянии Лефорта и других иноземцев (как полагал Карамзин)?
Он привез Петру астролябию, которую царевич показывал Гульсту, а тот в скором времени отыскал Тиммермана,
у которого Петр начал
учиться.
Шестнадцати лет начинает он
учиться сложению, которое называет адицое; правописания
у него нет никакого; мало того, г. Устрялов свидетельствует, что тетради эти писаны рукою нетвердою, очевидно непривычною, и дают заметить, что Петр в это время едва мог еще, с очевидным трудом, выводить буквы (стр. 19).
Правда, что Петр, как мы видели, ничему не
учился; но
у него не отбивалась все-таки охота к ученью.
Здесь уже видно действительное, обдуманное убеждение, что нам нужно
учиться у Европы, заимствовать для России полезные знания и искусства иностранцев.
Здесь с лишком два месяца изучал он английскую систему постройки судов и впоследствии говорил: «Навсегда бы остался я только плотником (
у Перри — Bungler, плохой работник, пачкун), если бы не
поучился у англичан» (Устрялов, том III, стр. 108).
Еще при Михаиле Феодоровиче поняло наше правительство, что нужно русским
учиться у иноземцев ратному строю, и вызывало иноземных офицеров; при нем же артиллерийские снаряды и людей, способных распоряжаться с ними, выписывали из-за границы.
Необходимость распространить в народе просвещение, и именно на европейский манер, чувствовали
у нас начиная с Иоанна Грозного, посылавшего русских
учиться за границу, и особенно со времени Бориса Годунова, снарядившего за границу целую экспедицию молодых людей для наученья, думавшего основать университет и для того вызывавшего ученых из-за границы.
В последующие царствования мы не видим продолжения его замыслов; но мысль
учиться у немцев тем не менее бродила в общем сознании.
А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином! был женат и семьянин, и сосед заезжал к нему пообедать, слушать и
учиться у него хозяйству и мудрой скупости.
Снегурочка, подслушивай почаще // Горячие Купавы речи! Время // Узнать тебе, как сердце говорит, // Когда оно любовью загорится. //
Учись у ней любить и знай, что Лелю // Не детская любовь нужна. Прощай!
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные //
У нас труду не
учатся. //
У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Г-жа Простакова. Ища он же и спорит. Портной
учился у другого, другой
у третьего, да первоет портной
у кого же
учился? Говори, скот.
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет
у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь
учиться захочет.
Правдин. Да не
у ней ли оба вы
учились и географии?
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел
учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он
учился у Капитоныча,
у няни,
у Наденьки,
у Василия Лукича, а не
у учителей. Та вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.