Неточные совпадения
— Не
будучи Бисмарком, я способна, однако же, рассмотреть фальшь и глупость, где встречу. Лембке — это фальшь, а Прасковья — глупость. Редко я встречала более раскисшую женщину, и вдобавок
ноги распухли, и вдобавок добра. Что может
быть глупее глупого добряка?
А что суммы у него
есть, так это совершенно уж верно; полторы недели назад на босу
ногу ходил, а теперь, сам видел, сотни в руках.
Но как, однако ж, здесь ваши
ноги, Прасковья Ивановна, и справедливо ли приговорил вам швейцарский консилиум климат родины?.. как-с? примочки? это очень, должно
быть, полезно.
Должно
быть, она неосторожно как-нибудь повернулась и ступила на свою больную, короткую
ногу, — словом, она упала всем боком на кресло и, не
будь этих кресел, полетела бы на пол.
— Мама, мама, милая ма, вы не пугайтесь, если я в самом деле обе
ноги сломаю; со мной это так может случиться, сами же говорите, что я каждый день скачу верхом сломя голову. Маврикий Николаевич,
будете меня водить хромую? — захохотала она опять. — Если это случится, я никому не дам себя водить, кроме вас, смело рассчитывайте. Ну, положим, что я только одну
ногу сломаю… Ну
будьте же любезны, скажите, что почтете за счастье.
— Боже, да ведь он хотел сказать каламбур! — почти в ужасе воскликнула Лиза. — Маврикий Николаевич, не смейте никогда пускаться на этот путь! Но только до какой же степени вы эгоист! Я убеждена, к чести вашей, что вы сами на себя теперь клевещете; напротив; вы с утра до ночи
будете меня тогда уверять, что я стала без
ноги интереснее! Одно непоправимо — вы безмерно высоки ростом, а без
ноги я стану премаленькая, как же вы меня поведете под руку, мы
будем не пара!
— Хорошо, я больше не
буду, — промолвил Николай Всеволодович. Петр Степанович усмехнулся, стукнул по коленке шляпой, ступил с одной
ноги на другую и принял прежний вид.
Разве я не
буду целовать следов ваших
ног, когда вы уйдете?
— «В случае, если б она сломала
ногу», то
есть в случае верховой езды.
Он не ошибся. Николай Всеволодович уже снял
было с себя, левою рукой, теплый шарф, чтобы скрутить своему пленнику руки; но вдруг почему-то бросил его и оттолкнул от себя. Тот мигом вскочил на
ноги, обернулся, и короткий широкий сапожный нож, мгновенно откуда-то взявшийся, блеснул в его руке.
Фон Лембке
был обижен и снова пожаловался супруге; осмеяв его раздражительность, та колко заметила, что он сам, видно, не умеет стать на настоящую
ногу; по крайней мере с ней «этот мальчик» никогда не позволяет себе фамильярностей, а впрочем, «он наивен и свеж, хотя и вне рамок общества».
Фон Лембке
был в некотором волнении. Петр Степанович закинул
ногу за
ногу.
— И котлетку, и кофею, и вина прикажите еще прибавить, я проголодался, — отвечал Петр Степанович, с спокойным вниманием рассматривая костюм хозяина. Господин Кармазинов
был в какой-то домашней куцавеечке на вате, вроде как бы жакеточки, с перламутровыми пуговками, но слишком уж коротенькой, что вовсе и не шло к его довольно сытенькому брюшку и к плотно округленным частям начала его
ног; но вкусы бывают различны. На коленях его
был развернут до полу шерстяной клетчатый плед, хотя в комнате
было тепло.
Петр Степанович прошел сперва к Кириллову. Тот
был, по обыкновению, один и в этот раз проделывал среди комнаты гимнастику, то
есть, расставив
ноги, вертел каким-то особенным образом над собою руками. На полу лежал мяч. На столе стоял неприбранный утренний чай, уже холодный. Петр Степанович постоял с минуту на пороге.
— Наше супружество состояло лишь в том, что вы все время, ежечасно доказывали мне, что я ничтожен, глуп и даже подл, а я всё время, ежечасно и унизительно принужден
был доказывать вам, что я не ничтожен, совсем не глуп и поражаю всех своим благородством, — ну не унизительно ли это с обеих сторон?» Тут он начал скоро и часто топотать по ковру обеими
ногами, так что Юлия Михайловна принуждена
была приподняться с суровым достоинством.
Не слыша под собою
ног, добежал он к себе в кабинет, как
был, одетый, бросился ничком на постланную ему постель, судорожно закутался весь с головой в простыню и так пролежал часа два, — без сна, без размышлений, с камнем на сердце и с тупым, неподвижным отчаянием в душе.
Удивила меня тоже уж слишком необыкновенная невежливость тона Петра Степановича. О, я с негодованием отвергаю низкую сплетню, распространившуюся уже потом, о каких-то будто бы связях Юлии Михайловны с Петром Степановичем. Ничего подобного не
было и
быть не могло. Взял он над нею лишь тем, что поддакивал ей изо всех сил с самого начала в ее мечтах влиять на общество и на министерство, вошел в ее планы, сам сочинял их ей, действовал грубейшею лестью, опутал ее с головы до
ног и стал ей необходим, как воздух.
Вдруг раздался громкий смех над одною проделкой в кадрили: издатель «грозного непетербургского издания», танцевавший с дубиной в руках, почувствовав окончательно, что не может вынести на себе очков «честной русской мысли», и не зная, куда от нее деваться, вдруг, в последней фигуре, пошел навстречу очкам вверх
ногами, что, кстати, и должно
было обозначать постоянное извращение вверх
ногами здравого смысла в «грозном непетербургском издании».
Юлия Михайловна решительно не знала, что
будут ходить вверх
ногами.
Хохот толпы приветствовал, конечно, не аллегорию, до которой никому не
было дела, а просто хождение вверх
ногами во фраке с фалдочками.
Руки
есть,
ноги есть, в аптеку сбегает, без всякого оскорбления ваших чувств благодеянием.
Так как труп предназначено
было снести в ближайший (третий) пруд и в нем погрузить его, то и стали привязывать к нему эти камни, к
ногам и к шее.
Он
было подал совет идти в
ногу, но ему никто не ответил, и пошли как пришлось.
Так мучился он, трепеща пред неизбежностью замысла и от своей нерешительности. Наконец взял свечу и опять подошел к дверям, приподняв и приготовив револьвер; левою же рукой, в которой держал свечу, налег на ручку замка. Но вышло неловко: ручка щелкнула, призошел звук и скрип. «Прямо выстрелит!» — мелькнуло у Петра Степановича. Изо всей силы толкнул он
ногой дверь, поднял свечу и выставил револьвер; но ни выстрела, ни крика… В комнате никого не
было.
Представлялся мне не раз и еще вопрос: почему он именно бежал, то
есть бежал
ногами, в буквальном смысле, а не просто уехал на лошадях?
Это
было уже не давешнее коленопреклонение; он просто упал ей в
ноги и целовал полы ее платья…
Но больной исцелится и «сядет у
ног Иисусовых»… и
будут все глядеть с изумлением…
К счастию, Софья Матвеевна не успела еще выбраться из дому и только выходила из ворот с своим мешком и узелком. Ее вернули. Она так
была испугана, что даже
ноги и руки ее тряслись. Варвара Петровна схватила ее за руку, как коршун цыпленка, и стремительно потащила к Степану Трофимовичу.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Вы, может
быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской
ноге.
Гостья. Да, она такова всегда
была; я ее знаю: посади ее за стол, она и
ноги свои…
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а
будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в
ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!