Неточные совпадения
Так как она никогда ни разу потом не намекала ему на происшедшее
и всё пошло как ни в чем не бывало, то он
всю жизнь наклонен был к мысли, что
всё это была одна галлюцинация пред болезнию, тем
более что в ту же ночь он
и вправду заболел на целых две недели, что, кстати, прекратило
и свидания в беседке.
— Cher ami, [Дорогой друг (фр.).] — благодушно заметил ему Степан Трофимович, — поверьте, что это(он повторил жест вокруг шеи) нисколько не принесет пользы ни нашим помещикам, ни
всем нам вообще. Мы
и без голов ничего не сумеем устроить, несмотря на то что наши головы
всего более и мешают нам понимать.
Тяготил его, главное, стыд, хотя мы в эту неделю никого не видали
и всё сидели одни; но он стыдился даже
и меня,
и до того, что чем
более сам открывал мне, тем
более и досадовал на меня за это.
И, однако,
все эти грубости
и неопределенности,
всё это было ничто в сравнении с главною его заботой. Эта забота мучила его чрезвычайно, неотступно; от нее он худел
и падал духом. Это было нечто такое, чего он уже
более всего стыдился
и о чем никак не хотел заговорить даже со мной; напротив, при случае лгал
и вилял предо мной, как маленький мальчик; а между тем сам же посылал за мною ежедневно, двух часов без меня пробыть не мог, нуждаясь во мне, как в воде или в воздухе.
Но
всего более досадовал я на него за то, что он не решался даже пойти сделать необходимый визит приехавшим Дроздовым, для возобновления знакомства, чего, как слышно, они
и сами желали, так как спрашивали уже о нем, о чем
и он тосковал каждодневно.
Всего более поразили меня его уши неестественной величины, длинные, широкие
и толстые, как-то особенно врозь торчавшие.
Я тотчас же рассказал
всё, в точном историческом порядке,
и прибавил, что хоть я теперь
и успел одуматься после давешней горячки, но еще
более спутался: понял, что тут что-то очень важное для Лизаветы Николаевны, крепко желал бы помочь, но
вся беда в том, что не только не знаю, как сдержать данное ей обещание, но даже не понимаю теперь, что именно ей обещал.
Пьем мы это чай, а монашек афонский
и говорит мать-игуменье: «
Всего более, благословенная мать-игуменья, благословил господь вашу обитель тем, что такое драгоценное, говорит, сокровище сохраняете в недрах ее».
—
И мне тем
более приятно, — почти уже с восторгом продолжала свой лепет Юлия Михайловна, даже
вся покраснев от приятного волнения, — что, кроме удовольствия быть у вас, Лизу увлекает теперь такое прекрасное, такое, могу сказать, высокое чувство… сострадание… (она взглянула на «несчастную»)…
и… на самой паперти храма…
Она так побледнела, что произошло даже смятение. Степан Трофимович бросился к ней первый; я тоже приблизился; даже Лиза встала с места, хотя
и осталась у своего кресла; но
всех более испугалась сама Прасковья Ивановна: она вскрикнула, как могла приподнялась
и почти завопила плачевным голосом...
— Лиза, ехать пора, — брезгливо возгласила Прасковья Ивановна
и приподнялась с места. — Ей, кажется, жаль уже стало, что она давеча, в испуге, сама себя обозвала дурой. Когда говорила Дарья Павловна, она уже слушала с высокомерною склад-кой на губах. Но
всего более поразил меня вид Лизаветы Николаевны с тех пор, как вошла Дарья Павловна: в ее глазах засверкали ненависть
и презрение, слишком уж нескрываемые.
Но
всего более поражало в нем то, что он явился теперь во фраке
и в чистом белье.
Он угадал; через минуту
все суетились, принесли воды. Лиза обнимала свою мама, горячо целовала ее, плакала на ее плече
и тут же, опять откинувшись
и засматривая ей в лицо, принималась хохотать. Захныкала, наконец,
и мама. Варвара Петровна увела их обеих поскорее к себе, в ту самую дверь, из которой вышла к нам давеча Дарья Павловна. Но пробыли они там недолго, минуты четыре, не
более…
Ты меня прости, Степан Трофимович, за мое глупое признание, но ведь согласись, пожалуйста, что хоть ты
и ко мне адресовал, а писал ведь
более для потомства, так что тебе ведь
и всё равно…
Он с достоинством поклонился Варваре Петровне
и не вымолвил слова (правда, ему ничего
и не оставалось
более). Он так
и хотел было совсем уже выйти, но не утерпел
и подошел к Дарье Павловне. Та, кажется, это предчувствовала, потому что тотчас же сама,
вся в испуге, начала говорить, как бы спеша предупредить его...
Проспал он долго,
более часу,
и всё в таком же оцепенении; ни один мускул лица его не двинулся, ни малейшего движения во
всем теле не выказалось; брови были
всё так же сурово сдвинуты.
Таким образом достигались две цели —
и поэтическая
и служебная; но теперь была
и третья, особенная
и весьма щекотливая цель: капитан, выдвигая на сцену стихи, думал оправдать себя в одном пункте, которого почему-то
всего более для себя опасался
и в котором
всего более ощущал себя провинившимся.
— О, Николай Всеволодович, — восклицал он, —
всего более возмущало меня, что это совершенно противно гражданским
и преимущественно отечественным законам!
Комната Марьи Тимофеевны была вдвое
более той, которую занимал капитан,
и меблирована такою же топорною мебелью; но стол пред диваном был накрыт цветною нарядною скатертью; на нем горела лампа; по
всему полу был разостлан прекрасный ковер; кровать была отделена длинною, во
всю комнату, зеленою занавесью,
и, кроме того, у стола находилось одно большое мягкое кресло, в которое, однако, Марья Тимофеевна не садилась.
Еще в детстве его, в той специальной военной школе для
более знатных
и богатых воспитанников, в которой он имел честь начать
и кончить свое образование, укоренились в нем некоторые поэтические воззрения: ему понравились замки, средневековая жизнь,
вся оперная часть ее, рыцарство; он чуть не плакал уже тогда от стыда, что русского боярина времен Московского царства царь мог наказывать телесно,
и краснел от сравнений.
Человека четыре стояли на коленях, но
всех более обращал на себя внимание помещик, человек толстый, лет сорока пяти, стоявший на коленях у самой решетки, ближе
всех на виду,
и с благоговением ожидавший благосклонного взгляда или слова Семена Яковлевича.
Всего более поражало Юлию Михайловну, что он с каждым днем становился молчаливее
и, странное дело, скрытнее.
— Я только хотел заявить, — заволновался гимназист ужасно, — что предрассудки хотя, конечно, старая вещь
и надо истреблять, но насчет именин
все уже знают, что глупости
и очень старо, чтобы терять драгоценное время,
и без того уже
всем светом потерянное, так что можно бы употребить свое остроумие на предмет
более нуждающийся…
— Ваша мысль грязна
и безнравственна
и означает
всё ничтожество вашего развития. Прошу
более ко мне не относиться, — протрещала студентка.
Но так как будущая общественная форма необходима именно теперь, когда
все мы наконец собираемся действовать, чтоб уже
более не задумываться, то я
и предлагаю собственную мою систему устройства мира.
— Вы правы, господин служащий офицер, — резко оборотился к нему Шигалев, —
и всего более тем, что употребили слово «отчаяние».
— Я, признаюсь,
более принадлежу к решению гуманному, — проговорил майор, — но так как уж
все, то
и я со
всеми.
Я поник головой при таком безумии. Очевидно, ни арестовать, ни обыскивать так нельзя было, как он передавал,
и, уж конечно, он сбивался. Правда,
всё это случилось тогда, еще до теперешних последних законов. Правда
и то, что ему предлагали (по его же словам)
более правильную процедуру, но он перехитрили отказался… Конечно, прежде, то есть еще так недавно, губернатор
и мог в крайних случаях… Но какой же опять тут мог быть такой крайний случай? Вот что сбивало меня с толку.
Мы просидели, я думаю, еще час или
более,
всё чего-то ожидая, — уж такая задалась идея. Он прилег опять, даже закрыл глаза
и минут двадцать пролежал, не говоря ни слова, так что я подумал даже, что он заснул или в забытьи. Вдруг он стремительно приподнялся, сорвал с головы полотенце, вскочил с дивана, бросился к зеркалу, дрожащими руками повязал галстук
и громовым голосом крикнул Настасью, приказывая подать себе пальто, новую шляпу
и палку.
Знаете ли, что мне известны имена четырех негодяев
и что я схожу с ума, схожу окончательно, окончательно!!!..» Но тут Юлия Михайловна вдруг прервала молчание
и строго объявила, что она давно сама знает о преступных замыслах
и что
всё это глупость, что он слишком серьезно принял,
и что касается до шалунов, то она не только тех четверых знает, но
и всех (она солгала); но что от этого совсем не намерена сходить с ума, а, напротив, еще
более верует в свой ум
и надеется
всё привести к гармоническому окончанию: ободрить молодежь, образумить ее, вдруг
и неожиданно доказать им, что их замыслы известны,
и затем указать им на новые цели для разумной
и более светлой деятельности.
— Довольно! — проговорил фон Лембке, энергически схватив испуганного Степана Трофимовича за руку
и изо
всех сил сжимая ее в своей. — Довольно, флибустьеры нашего времени определены. Ни слова
более. Меры приняты…
Я не про тех так называемых «передовых» говорю, которые всегда спешат прежде
всех (главная забота)
и хотя очень часто с глупейшею, но
всё же с определенною
более или менее целью.
Когда же, со
всем уважением к его летам
и заслугам, пригласили его объясниться удовлетворительнее, то он хотя
и не мог представить никаких документов, кроме того, что «ощущал
всеми своими чувствами», но тем не менее твердо остался при своем заявлении, так что его уже
более не допрашивали.
«Есть, дескать, такие строки, которые до того выпеваются из сердца, что
и сказать нельзя, так что этакую святыню никак нельзя нести в публику» (ну так зачем же понес?); «но так как его упросили, то он
и понес,
и так как, сверх того, он кладет перо навеки
и поклялся
более ни за что не писать, то уж так
и быть, написал эту последнюю вещь;
и так как он поклялся ни за что
и ничего никогда не читать в публике, то уж так
и быть, прочтет эту последнюю статью публике»
и т. д.,
и т. д. —
всё в этом роде.
Разумеется, кончилось не так ладно; но то худо, что с него-то
и началось. Давно уже началось шарканье, сморканье, кашель
и всё то, что бывает, когда на литературном чтении литератор, кто бы он ни был, держит публику
более двадцати минут. Но гениальный писатель ничего этого не замечал. Он продолжал сюсюкать
и мямлить, знать не зная публики, так что
все стали приходить в недоумение. Как вдруг в задних рядах послышался одинокий, но громкий голос...
Это он схитрил, что так слишком уж упрашивал о забвении своих бывших читателей; quant á moi, [что касается меня (фр.).] я не так самолюбив
и более всего надеюсь на молодость вашего неискушенного сердца: где вам долго помнить бесполезного старика?
Я уже успел несколько опомниться
и рассудить, что у меня
всего лишь какие-то ощущения, подозрительные предчувствия, а
более ведь ничего.
Липутин
и Лямшин были уже лишены своих распорядительских бантов (хотя
и присутствовали на бале, участвуя в «кадрили литературы»); но место Липутина занял, к удивлению моему, тот давешний семинарист, который
всего более оскандалил «утро» схваткой со Степаном Трофимовичем, а место Лямшина — сам Петр Степанович; чего же можно было ожидать в таком случае?
— Я
всё в буфете
и наблюдаю, — прошептал он с видом виноватого школьника, впрочем нарочно подделанным, чтобы еще
более ее раздразнить. Та вспыхнула от гнева.
Но в столичных корреспонденциях все-таки преувеличили нашу беду: сгорело не
более (а может,
и менее) одной четвертой доли
всего Заречья, говоря примерно.
— Нет, уж обойдитесь как-нибудь без прав; не завершайте низость вашего предположения глупостью. Вам сегодня не удается. Кстати, уж не боитесь ли вы
и светского мнения
и что вас за это «столько счастья» осудят? О, коли так, ради бога не тревожьте себя. Вы ни в чем тут не причина
и никому не в ответе. Когда я отворяла вчера вашу дверь, вы даже не знали, кто это входит. Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились,
и более ничего. Вы можете
всем смело
и победоносно смотреть в глаза.
Третьего дня, когда я вас всенародно «обидела», а вы мне ответили таким рыцарем, я приехала домой
и тотчас догадалась, что вы потому от меня бегали, что женаты, а вовсе не из презрения ко мне, чего я в качестве светской барышни
всего более опасалась.
Но так как мне эти трагедии наскучили вельми, —
и заметьте, я говорю серьезно, хоть
и употребляю славянские выражения, — так как
всё это вредит, наконец, моим планам, то я
и дал себе слово спровадить Лебядкиных во что бы ни стало
и без вашего ведома в Петербург, тем
более что
и сам он туда порывался.
—
Всё совершенно верно. Я не вправе вам объявить пути мои
и как открывал, но вот что покамест я могу для вас сделать: чрез одно лицо я могу подействовать на Шатова, так что он, совершенно не подозревая, задержит донос, — но не
более как на сутки. Дальше суток не могу. Итак, вы можете считать себя обеспеченными до послезавтраго утра.
Ведь он
более всех наших знает,ближе
всех стоит к делу, интимнее
всех приобщен к нему
и до сих пор хоть косвенно, но беспрерывно участвовал в нем.
— Ну довольно, а теперь, чтобы не забыть, — ужасно хладнокровно перескочил Петр Степанович, — этот листок вы должны будете собственноручно набрать
и напечатать. Шатова типографию мы выроем,
и ее завтра же примете вы. В возможно скором времени вы наберете
и оттиснете сколько можно
более экземпляров,
и затем
всю зиму разбрасывать. Средства будут указаны. Надо как можно
более экземпляров, потому что у вас потребуют из других мест.
Всё то же необузданное царство призраков
и более ничего.
К удивлению, удары в ворота продолжались,
и хоть далеко не так сильные, как представлялось во сне, но частые
и упорные, а странный
и «мучительный» голос, хотя вовсе не жалобно, а, напротив, нетерпеливо
и раздражительно,
всё слышался внизу у ворот вперемежку с чьим-то другим,
более воздержным
и обыкновенным голосом.
Со вчерашним выездом Николая Всеволодовича
и с отбытием Алексея Егорыча во
всем доме осталось не
более пяти или шести человек обитателей, характера, так сказать, инвалидного.
В сущности, не было для него ничего страшнее, чем се marchand, которого он так вдруг сломя голову пустился отыскивать
и которого, уж разумеется,
всего более боялся отыскать в самом деле.