Неточные совпадения
Возвратясь в гостиную, Варвара Петровна сначала молчала минуты три, что-то как бы отыскивая
на столе; но вдруг обернулась к Степану Трофимовичу и, бледная, со сверкающими
глазами, процедила шепотом...
Алеша и полковник еще не успели ничего понять, да им и не видно было и до конца казалось, что те шепчутся; а между тем отчаянное лицо старика их тревожило. Они смотрели выпуча
глаза друг
на друга, не зная, броситься ли им
на помощь, как было условлено, или еще подождать. Nicolas заметил, может быть, это и притиснул ухо побольнее.
— От Лизаветы, по гордости и по строптивости ее, я ничего не добилась, — заключила Прасковья Ивановна, — но видела своими
глазами, что у ней с Николаем Всеволодовичем что-то произошло. Не знаю причин, но, кажется, придется вам, друг мой Варвара Петровна, спросить о причинах вашу Дарью Павловну. По-моему, так Лиза была обижена. Рада-радешенька, что привезла вам наконец вашу фаворитку и сдаю с рук
на руки: с плеч долой.
— Нет, ничего, — капельку подумала Даша и взглянула
на Варвару Петровну своими светлыми
глазами.
Он круто повернулся
на диване, захватил свою шляпу, потом опять отложил и, снова усевшись по-прежнему, с каким-то вызовом уставился своими черными вспыхнувшими
глазами на Степана Трофимовича. Я никак не мог понять такой странной раздражительности.
— Я желал бы не говорить об этом, — отвечал Алексей Нилыч, вдруг подымая голову и сверкая
глазами, — я хочу оспорить ваше право, Липутин. Вы никакого не имеете права
на этот случай про меня. Я вовсе не говорил моего всего мнения. Я хоть и знаком был в Петербурге, но это давно, а теперь хоть и встретил, но мало очень знаю Николая Ставрогина. Прошу вас меня устранить и… и всё это похоже
на сплетню.
Ах нет, есть морщинки, много морщинок у
глаз и
на щеках, и седые волосы есть, но
глаза те же!
Шатов мгновенным, едва скользнувшим взглядом посмотрел
на нее, но тотчас же опустил
глаза.
— Я немедленно хочу еевидеть, — прошептала она, устремив
на меня горячий, сильный, нетерпеливый взгляд, не допускающий и тени противоречия, — я должна еевидеть собственными
глазами и прошу вашей помощи.
Но заметили тоже, что
на этот раз она во всё продолжение службы как-то чрезвычайно усердно молилась; уверяли даже потом, когда всё припомнили, что даже слезы стояли в
глазах ее.
Хотя проповедь была
на половине и вся сплошная толпа, наполнявшая храм, слушала ее с полным и беззвучным вниманием, но все-таки несколько
глаз с любопытством и недоумением покосились
на вошедшую.
Весело, с видимым чрезвычайным удовольствием, стала скользить она
глазами по лицам, по стенам собора; с особенным любопытством вглядывалась в иных дам, приподымаясь для этого даже
на цыпочки, и даже раза два засмеялась, как-то странно при этом хихикая.
Ее
глаза зорко перебегали от Варвары Петровны к хромой женщине и обратно;
на губах ее кривилась улыбка, но нехорошая.
— Я… я думала, так надо, — пролепетала она, смотря во все
глаза на Варвару Петровну, — так вас Лиза звала.
Варвара Петровна безмолвно смотрела
на нее широко открытыми
глазами и слушала с удивлением. В это мгновение неслышно отворилась в углу боковая дверь, и появилась Дарья Павловна. Она приостановилась и огляделась кругом; ее поразило наше смятение. Должно быть, она не сейчас различила и Марью Тимофеевну, о которой никто ее не предуведомил. Степан Трофимович первый заметил ее, сделал быстрое движение, покраснел и громко для чего-то возгласил: «Дарья Павловна!», так что все
глаза разом обратились
на вошедшую.
— Лиза, ехать пора, — брезгливо возгласила Прасковья Ивановна и приподнялась с места. — Ей, кажется, жаль уже стало, что она давеча, в испуге, сама себя обозвала дурой. Когда говорила Дарья Павловна, она уже слушала с высокомерною склад-кой
на губах. Но всего более поразил меня вид Лизаветы Николаевны с тех пор, как вошла Дарья Павловна: в ее
глазах засверкали ненависть и презрение, слишком уж нескрываемые.
Слышите, сударыня! ни от кого в мире не возьмет эта Неизвестная Мария, иначе содрогнется во гробе штаб-офицер ее дед, убитый
на Кавказе,
на глазах самого Ермолова, но от вас, сударыня, от вас всё возьмет.
Лиза была бледненькая и, не отрываясь, смотрела широко раскрытыми
глазами на дикого капитана.
Я особенно припоминаю ее в то мгновение: сперва она побледнела, но вдруг
глаза ее засверкали. Она выпрямилась в креслах с видом необычной решимости. Да и все были поражены. Совершенно неожиданный приезд Николая Всеволодовича, которого ждали у нас разве что через месяц, был странен не одною своею неожиданностью, а именно роковым каким-то совпадением с настоящею минутой. Даже капитан остановился как столб среди комнаты, разинув рот и с ужасно глупым видом смотря
на дверь.
— Тут он обвел
глазами комнату и особенно внимательно остановил их
на капитане.
Я слишком помню это мгновение; он не смигнул даже
глазом и пристально смотрел
на мать; ни малейшего изменения в лице его не последовало.
Он мигом выдвинул кресло и повернул его так, что очутился между Варварой Петровной с одной стороны, Прасковьей Ивановной у стола с другой, и лицом к господину Лебядкину, с которого он ни
на минутку не спускал своих
глаз.
— Правда-с, — глухо проговорил Лебядкин и вскинул
глазами на мучителя. Даже пот выступил
на висках его.
Капитан поклонился, шагнул два шага к дверям, вдруг остановился, приложил руку к сердцу, хотел было что-то сказать, не сказал и быстро побежал вон. Но в дверях как раз столкнулся с Николаем Всеволодовичем; тот посторонился; капитан как-то весь вдруг съежился пред ним и так и замер
на месте, не отрывая от него
глаз, как кролик от удава. Подождав немного, Николай Всеволодович слегка отстранил его рукой и вошел в гостиную.
Это было глубокое и настоящееуже горе, по крайней мере
на его
глаза, его сердцу.
Она сверкнула
на меня издали
глазами, засмеялась и очень дружески кивнула головой.
Он медленно уселся
на диван,
на свое прежнее место в углу, и закрыл
глаза, как бы от усталости.
— Это не от меня, как знаете; когда скажут, — пробормотал он, как бы несколько тяготясь вопросом, но в то же время с видимою готовностию отвечать
на все другие вопросы.
На Ставрогина он смотрел, не отрываясь, своими черными
глазами без блеску, с каким-то спокойным, но добрым и приветливым чувством.
Глаза его опять загорелись. Он всё смотрел прямо
на Ставрогина, взглядом твердым и неуклонным. Ставрогин нахмуренно и брезгливо следил за ним, но насмешки в его взгляде не было.
— Я по
глазам вашим вижу, что вы всего от меня ожидали, только не этого, — чуть-чуть усмехнулся Николай Всеволодович, — но позвольте, стало быть, вы уже знали, что
на вас покушаются?
— Оправьтесь, полноте, чего бояться, неужто вы меня не узнали? — уговаривал Николай Всеволодович, но
на этот раз долго не мог уговорить; она молча смотрела
на него, всё с тем же мучительным недоумением, с тяжелою мыслию в своей бедной голове и всё так же усиливаясь до чего-то додуматься. То потупляла
глаза, то вдруг окидывала его быстрым, обхватывающим взглядом. Наконец не то что успокоилась, а как бы решилась.
— Ну, оставим сны, — нетерпеливо проговорил он, поворачиваясь к ней, несмотря
на запрещение, и, может быть, опять давешнее выражение мелькнуло в его
глазах. Он видел, что ей несколько раз хотелось, и очень бы, взглянуть
на него, но что она упорно крепилась и смотрела вниз.
Таким образом, когда наконец появился сам Николай Всеволодович, все встретили его с самою наивною серьезностью, во всех
глазах,
на него устремленных, читались самые нетерпеливые ожидания.
— Я была уверена, — поднялась, засверкав
глазами, Варвара Петровна, — уверена уже годы, что вы именно
на то только и живете, чтобы под конец опозорить меня и мой дом клеветой! Что вы хотите сказать вашим гувернерством у купца или смертью под забором? Злость, клевета, и ничего больше!
Кириллов опять уселся
на стул и опять уперся
глазами в угол.
— То есть мы знаем, например, что предрассудок о боге произошел от грома и молнии, — вдруг рванулась опять студентка, чуть не вскакивая
глазами на Ставрогина, — слишком известно, что первоначальное человечество, пугаясь грома и молнии, обоготворило невидимого врага, чувствуя пред ним свою слабость. Но откуда произошел предрассудок о семействе? Откуда могло взяться само семейство?
— Зачем вам ножниц? — выпучила та
на него
глаза.
— Я не про Шигалева сказал, что вздор, — промямлил Верховенский. — Видите, господа, — приподнял он капельку
глаза, — по-моему, все эти книги, Фурье, Кабеты, все эти «права
на работу», шигалевщина — всё это вроде романов, которых можно написать сто тысяч. Эстетическое препровождение времени. Я понимаю, что вам здесь в городишке скучно, вы и бросаетесь
на писаную бумагу.
— Видите-с. А так как при самых благоприятных обстоятельствах раньше пятидесяти лет, ну тридцати, такую резню не докончишь, потому что ведь не бараны же те-то, пожалуй, и не дадут себя резать, — то не лучше ли, собравши свой скарб, переселиться куда-нибудь за тихие моря
на тихие острова и закрыть там свои
глаза безмятежно? Поверьте-с, — постучал он значительно пальцем по столу, — вы только эмиграцию такою пропагандой вызовете, а более ничего-с!
Петр Степанович быстро обернулся.
На пороге, из темноты, выступила новая фигура — Федька, в полушубке, но без шапки, как дома. Он стоял и посмеивался, скаля свои ровные белые зубы. Черные с желтым отливом
глаза его осторожно шмыгали по комнате, наблюдая господ. Он чего-то не понимал; его, очевидно, сейчас привел Кириллов, и к нему-то обращался его вопросительный взгляд; стоял он
на пороге, но переходить в комнату не хотел.
И Ивана Филипповича бога Саваофа видели, как он в колеснице
на небо вознесся пред людьми, «собственными»
глазами видели.
Он с отчаянием взглянул
на меня и, бедный, весь покраснел. Я тоже опустил
глаза.
«Знай, бестолковая, но ядовитая женщина, — воскликнул он, разом порывая все цепи, — знай, что я недостойного твоего любовника сейчас же арестую, закую в кандалы и препровожу в равелин или — или выпрыгну сам сейчас в твоих
глазах из окошка!»
На эту тираду Юлия Михайловна, позеленев от злобы, разразилась немедленно хохотом, долгим, звонким, с переливом и перекатами, точь-в-точь как
на французском театре, когда парижская актриса, выписанная за сто тысяч и играющая кокеток, смеется в
глаза над мужем, осмелившимся приревновать ее.
Увы! Андрей Антонович не мог разбирать: цветочки еще были в руках его. Бунт ему был очевиден, как давеча кибитки Степану Трофимовичу. А между толпою выпучивших
на него
глаза «бунтовщиков» так и сновал пред ним «возбуждавший» их Петр Степанович, не покидавший его ни
на один момент со вчерашнего дня, — Петр Степанович, ненавидимый им Петр Степанович…
И он, дрожа от негодования и с непомерным желанием вызова, перевел свой грозный обличительный перст
на стоявшего в двух шагах и выпучившего
на нас
глаза Флибустьерова.
Доктор с треском захохотал. За ним многие, и уже
на этот раз в
глаза доктору, который этого не приметил и ужасно был доволен, что все смеются.
Еще в самую ту минуту, как вошел Николай Всеволодович, я заметил, что Лиза быстро и пристально
на него поглядела и долго потом не отводила от него
глаз, — до того долго, что под конец это возбудило внимание.
Страшный вызов послышался в этих словах, все это поняли. Обвинение было явное, хотя, может быть, и для нее самой внезапное. Похоже было
на то, когда человек, зажмуря
глаза, бросается с крыши.
Волосы ее были убраны в локонах,
глаза сверкали,
на лице сияла улыбка.
Я видел потом, не веря
глазам своим, что
на эстраду вдруг откуда-то вскочила студентка (родственница Виргинского), с тем же своим свертком под мышкой, так же одетая, такая же красная, такая же сытенькая, окруженная двумя-тремя женщинами, двумя-тремя мужчинами, в сопровождении смертельного врага своего гимназиста.