Но вы еще дальше шли: вы веровали, что римский католицизм уже не есть христианство; вы утверждали, что Рим провозгласил Христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение, и что, возвестив всему свету, что Христос без царства земного на земле устоять не может, католичество тем самым провозгласило антихриста и тем погубило весь
западный мир.
И, наоборот, полное отрицание национализма может быть явлением глубоко русским, неведомым
западному миру, вдохновленным вселенской идеей о России, ее жертвенным мессианским призванием.
Во мне всегда это вызывало протест, хотя я очень люблю французскую культуру, самую утонченную в
западном мире, и во мне самом есть французская кровь.
Практическая жизненная программа для России может быть сосредоточена лишь вокруг проблемы Востока и Запада, может быть связана лишь с уготовлением себя к тому часу истории, в который столкновение восточного и
западного мира приведет к разрешению судеб Церкви.
Неточные совпадения
«Да где мы теперь?» — спрашивали опять. «В Божием
мире!» — «Знаем; да где?» — «380˚ сев‹ерной› широты и 12˚
западной долготы».
Война
мира славянского и
мира германского не есть только столкновение вооруженных сил на полях битвы; она глубже, это — духовная война, борьба за господство разного духа в
мире, столкновение и переплетение восточного и
западного христианского
мира.
Самодовольная
западная гуманистическая культура склонна признавать свой тип культуры универсальным и единственным, не признает существования разных типов культур, не ищет восполнения другими
мирами.
Славянофилы и Достоевский всегда противополагали внутреннюю свободу русского народа, его органическую, религиозную свободу, которую он не уступит ни за какие блага
мира, внутренней несвободе
западных народов, их порабощенности внешним.
Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей
западной истории, представителям двух
миров, двух традиций, двух начал — государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с другой — на Тихом океане.