Неточные совпадения
Ну
что ж, пожалуй, у тебя же есть свои две тысчоночки, вот тебе и приданое,
а я тебя, мой ангел, никогда не оставлю, да и теперь внесу за тебя
что там следует, если спросят.
А коли нет крючьев, стало быть, и все побоку, значит, опять невероятно: кто же меня тогда крючьями-то потащит, потому
что если уж меня не потащат, то
что ж тогда будет, где же правда на свете?
— Поскорей… Гм. Не торопись, Алеша: ты торопишься и беспокоишься. Теперь спешить нечего. Теперь мир на новую улицу вышел. Эх, Алеша, жаль,
что ты до восторга не додумывался!
А впрочем,
что ж я ему говорю? Это ты-то не додумывался!
Что ж я, балбесина, говорю...
—
А, да
что ж? Неприлично,
что ли? Не идет к положению?
—
Что ж? Ведь я когда кончу там, то опять приду, и мы опять можем говорить сколько вам будет угодно.
А мне очень хотелось бы видеть поскорее Катерину Ивановну, потому
что я во всяком случае очень хочу как можно скорей воротиться сегодня в монастырь.
Всю жизнь прежде не знали друг друга,
а выйдут из трактира, сорок лет опять не будут знать друг друга, ну и
что ж, о
чем они будут рассуждать, пока поймали минутку в трактире-то?
Не то чтоб он позволял себе быть невежливым, напротив, говорил он всегда чрезвычайно почтительно, но так поставилось, однако
ж, дело,
что Смердяков видимо стал считать себя бог знает почему в чем-то наконец с Иваном Федоровичем как бы солидарным, говорил всегда в таком тоне, будто между ними вдвоем было уже что-то условленное и как бы секретное, что-то когда-то произнесенное с обеих сторон, лишь им обоим только известное,
а другим около них копошившимся смертным так даже и непонятное.
Тогда они берут полотенце-с, мочат в этот настой и всю-то ему спину Марфа Игнатьевна трет полчаса-с, досуха-с, совсем даже покраснеет и вспухнет-с,
а затем остальное,
что в стклянке, дают ему выпить-с с некоторою молитвою-с, не все, однако
ж, потому
что часть малую при сем редком случае и себе оставляют-с и тоже выпивают-с.
Потом,
что ж ты думаешь: стала я капитал копить, без жалости сделалась, растолстела — поумнела, ты думаешь,
а?
—
Что ж, обратил грешницу? — злобно засмеялся он Алеше. — Блудницу на путь истины обратил? Семь бесов изгнал,
а? Вот они где, наши чудеса-то давешние, ожидаемые, совершились!
— Ну да хорошо,
а ты рассказывай, — крикнула Грушенька Максимову. —
Что ж вы все замолчали?
— Как смеешь ты меня пред ним защищать, — вопила Грушенька, — не из добродетели я чиста была и не потому,
что Кузьмы боялась,
а чтобы пред ним гордой быть и чтобы право иметь ему подлеца сказать, когда встречу. Да неужто
ж он с тебя денег не взял?
— Ну, Бог с ним, коли больной. Так неужто ты хотел завтра застрелить себя, экой глупый, да из-за
чего? Я вот этаких, как ты, безрассудных, люблю, — лепетала она ему немного отяжелевшим языком. — Так ты для меня на все пойдешь?
А? И неужто
ж ты, дурачок, вправду хотел завтра застрелиться! Нет, погоди пока, завтра я тебе, может, одно словечко скажу… не сегодня скажу,
а завтра.
А ты бы хотел сегодня? Нет, я сегодня не хочу… Ну ступай, ступай теперь, веселись.
—
А ты слышал, как я тебя давеча поцеловала, когда ты спал? — пролепетала она ему. — Опьянела я теперь, вот
что…
А ты не опьянел?
А Митя
чего не пьет?
Что ж ты не пьешь, Митя, я выпила,
а ты не пьешь…
Ведь я собьюсь, если так,
а вы сейчас лыко в строку и запишете, и
что ж выйдет?
—
А, так хотели убедиться? Ну и
что ж?
— Подождите, Карамазов, может быть, мы ее и отыщем,
а эта — это Перезвон. Я впущу ее теперь в комнату и, может быть, развеселю Илюшу побольше,
чем меделянским щенком. Подождите, Карамазов, вы кой-что сейчас узнаете. Ах, Боже мой,
что ж я вас держу! — вскричал вдруг стремительно Коля. — Вы в одном сюртучке на таком холоде,
а я вас задерживаю; видите, видите, какой я эгоист! О, все мы эгоисты, Карамазов!
—
А хоть бы и для своего удовольствия играли,
что ж тут такого?
—
Что ж такое? — счел нужным оборониться Коля, хотя ему очень приятна была и похвала. — Латынь я зубрю, потому
что надо, потому
что я обещался матери кончить курс,
а по-моему, за
что взялся, то уж делать хорошо, но в душе глубоко презираю классицизм и всю эту подлость… Не соглашаетесь, Карамазов?
— Об этих глупостях полно! — отрезала она вдруг, — не затем вовсе я и звала тебя. Алеша, голубчик, завтра-то, завтра-то
что будет? Вот ведь
что меня мучит! Одну только меня и мучит! Смотрю на всех, никто-то об том не думает, никому-то до этого и дела нет никакого. Думаешь ли хоть ты об этом? Завтра ведь судят! Расскажи ты мне, как его там будут судить? Ведь это лакей, лакей убил, лакей! Господи! Неужто
ж его за лакея осудят, и никто-то за него не заступится? Ведь и не потревожили лакея-то вовсе,
а?
Лучше бы прежде, когда надо было,
а теперь
что ж, какая же польза?
—
А стало быть, от него слышали!
Что ж он, бранит меня, очень бранит?
—
А, это про земной поклон за те деньги! — подхватила она, горько рассмеявшись. —
Что ж, он за себя или за меня боится —
а? Он сказал, чтоб я щадила — кого же? Его иль себя? Говорите, Алексей Федорович.
— Да, жаль,
что не отколотил тебя по мордасам, — горько усмехнулся он. — В часть тогда тебя тащить нельзя было: кто
ж бы мне поверил и на
что я мог указать, ну
а по мордасам… ух, жаль не догадался; хоть и запрещены мордасы,
а сделал бы я из твоей хари кашу.
Что ж, я бы мог вам и теперь сказать,
что убивцы они… да не хочу я теперь пред вами лгать, потому… потому
что если вы действительно, как сам вижу, не понимали ничего доселева и не притворялись предо мной, чтоб явную вину свою на меня же в глаза свалить, то все же вы виновны во всем-с, ибо про убивство вы знали-с и мне убить поручили-с,
а сами, все знамши, уехали.
— Слишком стыдно вам будет-с, если на себя во всем признаетесь.
А пуще того бесполезно будет, совсем-с, потому я прямо ведь скажу,
что ничего такого я вам не говорил-с никогда,
а что вы или в болезни какой (
а на то и похоже-с), али уж братца так своего пожалели,
что собой пожертвовали,
а на меня выдумали, так как все равно меня как за мошку считали всю вашу жизнь,
а не за человека. Ну и кто
ж вам поверит, ну и какое у вас есть хоть одно доказательство?
Я ведь знаю, тут есть секрет, но секрет мне ни за
что не хотят открыть, потому
что я, пожалуй, тогда, догадавшись, в
чем дело, рявкну «осанну», и тотчас исчезнет необходимый минус и начнется во всем мире благоразумие,
а с ним, разумеется, и конец всему, даже газетам и журналам, потому
что кто
ж на них тогда станет подписываться.
Какое-то чувство уже ненависти и гадливого презрения прозвучало в этих словах.
А между тем она же его предала. «
Что ж, может, потому,
что так чувствует себя пред ним виноватой, и ненавидит его минутами», — подумал про себя Алеша. Ему хотелось, чтоб это было только «минутами». В последних словах Кати он заслышал вызов, но не поднял его.