Неточные совпадения
Апостол Фома объявил, что не поверит, прежде чем не
увидит, а когда
увидел, сказал: «Господь мой и Бог мой!» Чудо
ли заставило его уверовать?
«Господин исправник, будьте, говорю, нашим, так сказать, Направником!» — «Каким это, говорит, Направником?» Я уж
вижу с первой полсекунды, что дело не выгорело, стоит серьезный, уперся: «Я, говорю, пошутить желал, для общей веселости, так как господин Направник известный наш русский капельмейстер, а нам именно нужно для гармонии нашего предприятия вроде как бы тоже капельмейстера…» И резонно ведь разъяснил и сравнил, не правда
ли?
— На тебя глянуть пришла. Я ведь у тебя бывала, аль забыл? Не велика же в тебе память, коли уж меня забыл. Сказали у нас, что ты хворый, думаю, что ж, я пойду его сама повидаю: вот и
вижу тебя, да какой же ты хворый? Еще двадцать лет проживешь, право, Бог с тобою! Да и мало
ли за тебя молебщиков, тебе ль хворать?
— Деятельной любви? Вот и опять вопрос, и такой вопрос, такой вопрос!
Видите, я так люблю человечество, что, верите
ли, мечтаю иногда бросить все, все, что имею, оставить Lise и идти в сестры милосердия. Я закрываю глаза, думаю и мечтаю, и в эти минуты я чувствую в себе непреодолимую силу. Никакие раны, никакие гнойные язвы не могли бы меня испугать. Я бы перевязывала и обмывала собственными руками, я была бы сиделкой у этих страдальцев, я готова целовать эти язвы…
После нескольких минут он опять, влекомый тою же непреодолимою силой, повернулся посмотреть, глядят
ли на него или нет, и
увидел, что Lise, совсем почти свесившись из кресел, выглядывала на него сбоку и ждала изо всех сил, когда он поглядит; поймав же его взгляд, расхохоталась так, что даже и старец не выдержал...
— Я жених, формальный и благословенный, произошло все в Москве, по моем приезде, с парадом, с образами, и в лучшем виде. Генеральша благословила и — веришь
ли, поздравила даже Катю: ты выбрала, говорит, хорошо, я
вижу его насквозь. И веришь
ли, Ивана она невзлюбила и не поздравила. В Москве же я много и с Катей переговорил, я ей всего себя расписал, благородно, в точности, в искренности. Все выслушала...
—
Видишь, я вот знаю, что он и меня терпеть не может, равно как и всех, и тебя точно так же, хотя тебе и кажется, что он тебя «уважать вздумал». Алешку подавно, Алешку он презирает. Да не украдет он, вот что, не сплетник он, молчит, из дому сору не вынесет, кулебяки славно печет, да к тому же ко всему и черт с ним, по правде-то, так стоит
ли об нем говорить?
— Ну хорошо, — сказал он, —
видите, как вы меня больно укусили, ну и довольно ведь, так
ли? Теперь скажите, что я вам сделал?
— Слышала, знаю, о, как я желаю с вами говорить! С вами или с кем-нибудь обо всем этом. Нет, с вами, с вами! И как жаль, что мне никак нельзя его
видеть! Весь город возбужден, все в ожидании. Но теперь… знаете
ли, что у нас теперь сидит Катерина Ивановна?
— «А спроси, — отвечаю ей, — всех господ офицеров, нечистый
ли во мне воздух али другой какой?» И так это у меня с того самого времени на душе сидит, что намеднись сижу я вот здесь, как теперь, и
вижу, тот самый генерал вошел, что на Святую сюда приезжал: «Что, — говорю ему, — ваше превосходительство, можно
ли благородной даме воздух свободный впускать?» — «Да, отвечает, надо бы у вас форточку али дверь отворить, по тому самому, что у вас воздух несвежий».
А Господь один
видит, от кого мошенничество-то это вышло-с и по чьему приказу я как мелкая сошка тут действовал-с, — не по ее
ли самой распоряжению да Федора Павловича?
— Да, Lise, вот давеча ваш вопрос: нет
ли в нас презрения к тому несчастному, что мы так душу его анатомируем, — этот вопрос мученический…
видите, я никак не умею это выразить, но у кого такие вопросы являются, тот сам способен страдать. Сидя в креслах, вы уж и теперь должны были много передумать…
— Плетешь ты, я
вижу, и я тебя что-то не понимаю, — тихо, но как-то грозно проговорил он, — притвориться, что
ли, ты хочешь завтра на три дня в падучей? а?
Воистину, если не говорят сего (ибо не умеют еще сказать сего), то так поступают, сам
видел, сам испытывал, и верите
ли: чем беднее и ниже человек наш русский, тем и более в нем сей благолепной правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
Нечаянно
увидел меня на базаре, узнал, подбежал ко мне и, Боже, сколь обрадовался, так и кинулся ко мне: «Батюшка, барин, вы
ли это?
— Батюшка, Дмитрий Федорыч! Вас
ли вновь
видим?
Но окровавленные руки
видел и сам Петр Ильич, хотя с них и не капало, и сам их помогал отмывать, да и не в том был вопрос, скоро ль они высохли, а в том, куда именно бегал с пестиком Дмитрий Федорович, то есть наверно
ли к Федору Павловичу, и из чего это можно столь решительно заключить?
— И знаете, знаете, — лепетала она, — придите сказать мне, что там
увидите и узнаете… и что обнаружится… и как его решат и куда осудят. Скажите, ведь у нас нет смертной казни? Но непременно придите, хоть в три часа ночи, хоть в четыре, даже в половине пятого… Велите меня разбудить, растолкать, если вставать не буду… О Боже, да я и не засну даже. Знаете, не поехать
ли мне самой с вами?..
— Да, такие
вижу сны… А вы уж не хотите
ли записать? — криво усмехнулся Митя.
— Господа! — воскликнул он, — я ведь
вижу, что я пропал. Но она? Скажите мне про нее, умоляю вас, неужели и она пропадет со мной? Ведь она невинна, ведь она вчера кричала не в уме, что «во всем виновата». Она ни в чем, ни в чем не виновата! Я всю ночь скорбел, с вами сидя… Нельзя
ли, не можете
ли мне сказать: что вы с нею теперь сделаете?
На прямой вопрос Николая Парфеновича: не заметил
ли он, сколько же именно денег было в руках у Дмитрия Федоровича, так как он ближе всех мог
видеть у него в руках деньги, когда получал от него взаймы, — Максимов самым решительным образом ответил, что денег было «двадцать тысяч-с».
Слепая я, что
ли, не
вижу?
— Нет, не удивляйся, — горячо перебил Митя. — Что же мне о смердящем этом псе говорить, что
ли? Об убийце? Довольно мы с тобой об этом переговорили. Не хочу больше о смердящем, сыне Смердящей! Его Бог убьет, вот
увидишь, молчи!
Встал наконец и пошел-с —
вижу налево окно в сад у них отперто, я и еще шагнул налево-то-с, чтобы прислушаться, живы
ли они там сидят или нет, и слышу, что барин мечется и охает, стало быть, жив-с.
Совсем другое тут Дмитрий Федорович: они об пакете только понаслышке знали, его самого не
видели, и вот как достали его примерно будто из-под тюфяка, то поскорее распечатали его тут же, чтобы справиться: есть
ли в нем в самом деле эти самые деньги?
Не знаю только, спал
ли я в прошлый раз или
видел тебя наяву?
— Да, это была слабость природы… но я не мог тебе верить. Я не знаю, спал
ли я или ходил прошлый раз. Я, может быть, тогда тебя только во сне
видел, а вовсе не наяву…
— Не знаете
ли вы наверно, — впивался все более и более Фетюкович, — почивали вы или нет в ту минуту, когда
увидели отворенную в сад дверь?
«Сам
видел, в руках у них
видел три тысячи как одну копеечку, глазами созерцал, уж нам
ли счету не понимать-с!» — восклицал Трифон Борисович, изо всех сил желая угодить «начальству».
Видите, господа присяжные, так как психология о двух концах, то уж позвольте мне и тут другой конец приложить, и посмотрим, то
ли выйдет.
Вы
увидите, вы услышите, как вздрогнет и ужаснется душа его: „Мне
ли снести эту милость, мне
ли столько любви, я
ли достоин ее“, — вот что он воскликнет!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот
видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет
ли где измены.
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите
ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство
увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит
ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я буду спокоен в сердце.
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И
видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу детей… На радость
ли? // Вам тоже надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
Софья (в восхищении). Милон! тебя
ли я
вижу?
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен
ли, богат
ли жених? Хороша
ли, богата
ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда
увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…