Неточные совпадения
Впрочем,
если бы папаша о нем и вспомнил (не мог же он в самом деле не знать о его существовании), то и сам сослал
бы его опять в избу, так
как ребенок все же мешал
бы ему в его дебоширстве.
Вообще судя, странно было, что молодой человек, столь ученый, столь гордый и осторожный на вид, вдруг явился в такой безобразный дом, к такому отцу, который всю жизнь его игнорировал, не знал его и не помнил, и хоть не дал
бы, конечно, денег ни за что и ни в
каком случае,
если бы сын у него попросил, но все же всю жизнь боялся, что и сыновья, Иван и Алексей, тоже когда-нибудь придут да и попросят денег.
Но эту странную черту в характере Алексея, кажется, нельзя было осудить очень строго, потому что всякий чуть-чуть лишь узнавший его тотчас, при возникшем на этот счет вопросе, становился уверен, что Алексей непременно из таких юношей вроде
как бы юродивых, которому попади вдруг хотя
бы даже целый капитал, то он не затруднится отдать его, по первому даже спросу, или на доброе дело, или, может быть, даже просто ловкому пройдохе,
если бы тот у него попросил.
Il faudrait les inventer, [Их следовало
бы выдумать (фр.).] эти крючья, для меня нарочно, для меня одного, потому что
если бы ты знал, Алеша,
какой я срамник!..
Следовало
бы, — и он даже обдумывал это еще вчера вечером, — несмотря ни на
какие идеи, единственно из простой вежливости (так
как уж здесь такие обычаи), подойти и благословиться у старца, по крайней мере хоть благословиться,
если уж не целовать руку.
Ведь
если б я только был уверен, когда вхожу, что все меня за милейшего и умнейшего человека сейчас же примут, — Господи!
какой бы я тогда был добрый человек!
Вот почему автор книги об «Основах церковно-общественного суда» судил
бы правильно,
если бы, изыскивая и предлагая эти основы, смотрел
бы на них
как на временный, необходимый еще в наше грешное и незавершившееся время компромисс, но не более.
Если же не хочет того и сопротивляется, то отводится ей в государстве за то
как бы некоторый лишь угол, да и то под надзором, — и это повсеместно в наше время в современных европейских землях.
— Да ведь по-настоящему то же самое и теперь, — заговорил вдруг старец, и все разом к нему обратились, — ведь
если бы теперь не было Христовой церкви, то не было
бы преступнику никакого и удержу в злодействе и даже кары за него потом, то есть кары настоящей, не механической,
как они сказали сейчас, и которая лишь раздражает в большинстве случаев сердце, а настоящей кары, единственной действительной, единственной устрашающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести.
Вот
если бы суд принадлежал обществу
как церкви, тогда
бы оно знало, кого воротить из отлучения и опять приобщить к себе.
И что было
бы с преступником, о Господи!
если б и христианское общество, то есть церковь, отвергло его подобно тому,
как отвергает и отсекает его гражданский закон?
Если же возвращается в общество, то нередко с такою ненавистью, что самое общество
как бы уже само отлучает от себя.
Справедливо и то, что было здесь сейчас сказано, что
если бы действительно наступил суд церкви, и во всей своей силе, то есть
если бы все общество обратилось лишь в церковь, то не только суд церкви повлиял
бы на исправление преступника так,
как никогда не влияет ныне, но, может быть, и вправду самые преступления уменьшились
бы в невероятную долю.
Не далее
как дней пять тому назад, в одном здешнем, по преимуществу дамском, обществе он торжественно заявил в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что
бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что
если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие.
Ничего я
бы тут не видел,
если бы Дмитрия Федоровича, брата твоего, вдруг сегодня не понял всего
как есть, разом и вдруг, всего
как он есть.
Из той ватаги гулявших господ
как раз оставался к тому времени в городе лишь один участник, да и то пожилой и почтенный статский советник, обладавший семейством и взрослыми дочерьми и который уж отнюдь ничего
бы не стал распространять,
если бы даже что и было; прочие же участники, человек пять, на ту пору разъехались.
Ведь коли
бы я тогда веровал в самую во истину,
как веровать надлежит, то тогда действительно было
бы грешно,
если бы муки за свою веру не принял и в поганую Магометову веру перешел.
Друг мой,
если бы ты знал,
как я ненавижу Россию… то есть не Россию, а все эти пороки… а пожалуй что и Россию.
Арбенин али
как там… то есть, видишь, он сладострастник; он до того сладострастник, что я
бы и теперь за дочь мою побоялся аль за жену,
если бы к нему исповедоваться пошла.
Пойми, Алексей, что
если и возвратишься в мир, то
как бы на возложенное на тя послушание старцем твоим, а не на суетное легкомыслие и не на мирское веселие…
Вот Иван-то этого самого и боится и сторожит меня, чтоб я не женился, а для того наталкивает Митьку, чтобы тот на Грушке женился: таким образом хочет и меня от Грушки уберечь (будто
бы я ему денег оставлю,
если на Грушке не женюсь!), а с другой стороны,
если Митька на Грушке женится, так Иван его невесту богатую себе возьмет, вот у него расчет
какой!
— Слушай, я разбойника Митьку хотел сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю,
как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято отцов да матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше время не позволено стариков отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на полу бить, в их собственном доме, да похваляться прийти и совсем убить — все при свидетелях-с. Я
бы,
если бы захотел, скрючил его и мог
бы за вчерашнее сейчас засадить.
Промелькнула и еще одна мысль — вдруг и неудержимо: «А что,
если она и никого не любит, ни того, ни другого?» Замечу, что Алеша
как бы стыдился таких своих мыслей и упрекал себя в них, когда они в последний месяц, случалось, приходили ему.
— Да, очень больно, и он очень был раздражен. Он мне,
как Карамазову, за вас отомстил, мне это ясно теперь. Но
если бы вы видели,
как он с товарищами-школьниками камнями перекидывался? Это очень опасно, они могут его убить, они дети, глупы, камень летит и может голову проломить.
— Ах,
как бы мне хотелось помириться с вашим мальчиком! — воскликнул он. —
Если б вы это устроили…
Если б обрадовался, да не очень, не показал этого, фасоны
бы стал делать,
как другие, принимая деньги, кривляться, ну тогда
бы еще мог снести и принять, а то он уж слишком правдиво обрадовался, а это-то и обидно.
— Ах, Боже мой,
какая тут низость?
Если б обыкновенный светский разговор какой-нибудь и я
бы подслушивала, то это низость, а тут родная дочь заперлась с молодым человеком… Слушайте, Алеша, знайте, я за вами тоже буду подсматривать, только что мы обвенчаемся, и знайте еще, что я все письма ваши буду распечатывать и всё читать… Это уж вы будьте предуведомлены…
— И вот теперь, кроме всего, мой друг уходит, первый в мире человек, землю покидает.
Если бы вы знали,
если бы вы знали, Lise,
как я связан,
как я спаян душевно с этим человеком! И вот я останусь один… Я к вам приду, Lise… Впредь будем вместе…
План его состоял в том, чтобы захватить брата Дмитрия нечаянно, а именно: перелезть,
как вчера, через тот плетень, войти в сад и засесть в ту беседку «
Если же его там нет, — думал Алеша, — то, не сказавшись ни Фоме, ни хозяйкам, притаиться и ждать в беседке хотя
бы до вечера.
Если он по-прежнему караулит приход Грушеньки, то очень может быть, что и придет в беседку…» Алеша, впрочем, не рассуждал слишком много о подробностях плана, но он решил его исполнить, хотя
бы пришлось и в монастырь не попасть сегодня…
Нет, Алеша, нет,
если бы ты знал,
как я себя теперь легко чувствую!
— Это я нарочно. Алешка, прикажу-ка я шампанского, выпьем за мою свободу. Нет,
если бы ты знал,
как я рад!
Если бы все было
как на сцене, в балете, где нищие, когда они появляются, приходят в шелковых лохмотьях и рваных кружевах и просят милостыню, грациозно танцуя, ну тогда еще можно любоваться ими.
— Я ничего не понимаю, — продолжал Иван
как бы в бреду, — я и не хочу теперь ничего понимать. Я хочу оставаться при факте. Я давно решил не понимать.
Если я захочу что-нибудь понимать, то тотчас же изменю факту, а я решил оставаться при факте…
Но
если было их столько, то были и они
как бы не люди, а боги.
— Зачем вы, сударь, в Чермашню не едете-с? — вдруг вскинул глазками Смердяков и фамильярно улыбнулся. «А чему я улыбался, сам, дескать, должен понять,
если умный человек», —
как бы говорил его прищуренный левый глазок.
— А
как бы я не ввязался-с? Да я и не ввязывался вовсе,
если хотите знать в полной точности-с. Я с самого начала все молчал, возражать не смея, а они сами определили мне своим слугой Личардой при них состоять. Только и знают с тех пор одно слово: «Убью тебя, шельму,
если пропустишь!» Наверно полагаю, сударь, что со мной завтра длинная падучая приключится.
—
Если бы я даже эту самую штуку и мог-с, то есть чтобы притвориться-с, и так
как ее сделать совсем нетрудно опытному человеку, то и тут я в полном праве моем это средство употребить для спасения жизни моей от смерти; ибо когда я в болезни лежу, то хотя
бы Аграфена Александровна пришла к ихнему родителю, не могут они тогда с больного человека спросить: «Зачем не донес?» Сами постыдятся.
Други и учители, слышал я не раз, а теперь в последнее время еще слышнее стало о том,
как у нас иереи Божии, а пуще всего сельские, жалуются слезно и повсеместно на малое свое содержание и на унижение свое и прямо заверяют, даже печатно, — читал сие сам, — что не могут они уже теперь будто
бы толковать народу Писание, ибо мало у них содержания, и
если приходят уже лютеране и еретики и начинают отбивать стадо, то и пусть отбивают, ибо мало-де у нас содержания.
Потом уж я твердо узнал, что принял он вызов мой
как бы тоже из ревнивого ко мне чувства: ревновал он меня и прежде, немножко, к жене своей, еще тогда невесте; теперь же подумал, что
если та узнает, что он оскорбление от меня перенес, а вызвать на поединок не решился, то чтобы не стала она невольно презирать его и не поколебалась любовь ее.
Кричат и секунданты, особенно мой: «
Как это срамить полк, на барьере стоя, прощения просить;
если бы только я это знал!» Стал я тут пред ними пред всеми и уже не смеюсь: «Господа мои, говорю, неужели так теперь для нашего времени удивительно встретить человека, который
бы сам покаялся в своей глупости и повинился, в чем сам виноват, публично?» — «Да не на барьере же», — кричит мой секундант опять.
«То-то вот и есть, — отвечаю им, — это-то вот и удивительно, потому следовало
бы мне повиниться, только что прибыли сюда, еще прежде ихнего выстрела, и не вводить их в великий и смертный грех, но до того безобразно, говорю, мы сами себя в свете устроили, что поступить так было почти и невозможно, ибо только после того,
как я выдержал их выстрел в двенадцати шагах, слова мои могут что-нибудь теперь для них значить, а
если бы до выстрела,
как прибыли сюда, то сказали
бы просто: трус, пистолета испугался и нечего его слушать.
И не то чтоб я боялся, что ты донесешь (не было и мысли о сем), но думаю: «
Как я стану глядеть на него,
если не донесу на себя?» И хотя
бы ты был за тридевять земель, но жив, все равно, невыносима эта мысль, что ты жив и все знаешь, и меня судишь.
Если же злодейство людей возмутит тебя негодованием и скорбью уже необоримою, даже до желания отомщения злодеям, то более всего страшись сего чувства; тотчас же иди и ищи себе мук так,
как бы сам был виновен в сем злодействе людей.
Тут прибавлю еще раз от себя лично: мне почти противно вспоминать об этом суетном и соблазнительном событии, в сущности же самом пустом и естественном, и я, конечно, выпустил
бы его в рассказе моем вовсе без упоминовения,
если бы не повлияло оно сильнейшим и известным образом на душу и сердце главного, хотя и будущего героя рассказа моего, Алеши, составив в душе его
как бы перелом и переворот, потрясший, но и укрепивший его разум уже окончательно, на всю жизнь и к известной цели.
«И почему
бы сие могло случиться, — говорили некоторые из иноков, сначала
как бы и сожалея, — тело имел невеликое, сухое, к костям приросшее, откуда
бы тут духу быть?» — «Значит, нарочно хотел Бог указать», — поспешно прибавляли другие, и мнение их принималось бесспорно и тотчас же, ибо опять-таки указывали, что
если б и быть духу естественно,
как от всякого усопшего грешного, то все же изошел
бы позднее, не с такою столь явною поспешностью, по крайности чрез сутки
бы, а «этот естество предупредил», стало быть, тут никто
как Бог и нарочитый перст его.
Этот старик, большой делец (теперь давно покойник), был тоже характера замечательного, главное скуп и тверд,
как кремень, и хоть Грушенька поразила его, так что он и жить без нее не мог (в последние два года, например, это так и было), но капиталу большого, значительного, он все-таки ей не отделил, и даже
если б она пригрозила ему совсем его бросить, то и тогда
бы остался неумолим.
Великое горе души его поглощало все ощущения,
какие только могли зародиться в сердце его, и
если только мог
бы он в сию минуту дать себе полный отчет, то и сам
бы догадался, что он теперь в крепчайшей броне против всякого соблазна и искушения.
Одним словом, я готов на все, выдам все документы,
какие потребуете, все подпишу… и мы эту бумагу сейчас же и совершили
бы, и
если бы можно,
если бы только можно, то сегодня же
бы утром…
Услышав про это обстоятельство, батюшка тотчас же этот разговор замял, хотя и хорошо
бы сделал,
если бы разъяснил тогда же Дмитрию Федоровичу догадку свою: что
если сам Самсонов послал его к этому мужичку
как к Лягавому, то не сделал ли сего почему-либо на смех и что нет ли чего тут неладного?
— Боже! — вскрикивал Митя, —
если бы вы только знали,
как мне необходимо и в
каком я теперь отчаянии!