Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко.
Как бы я был счастлив, сударыня,
если б мог прижать вас в свои объятия.
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар.
Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто
бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Право,
как будто и не ел; только что разохотился.
Если бы мелочь, послать
бы на рынок и купить хоть сайку.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь,
как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится,
если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно
бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Добчинский. Я
бы и не беспокоил вас, да жаль насчет способностей. Мальчишка-то этакой… большие надежды подает: наизусть стихи разные расскажет и,
если где попадет ножик, сейчас сделает маленькие дрожечки так искусно,
как фокусник-с. Вот и Петр Иванович знает.
Если б так должность исполняли,
как об ней твердят, всякое состояние людей оставалось
бы при своем любочестии и было б совершенно счастливо.
Один только раз он выражается так:"Много было от него порчи женам и девам глуповским", и этим
как будто дает понять, что, и по его мнению, все-таки было
бы лучше,
если б порчи не было.
Но
если бы ты знал,
как жестока была борьба!
Но так
как он все-таки был сыном XVIII века, то в болтовне его нередко прорывался дух исследования, который мог
бы дать очень горькие плоды,
если б он не был в значительной степени смягчен духом легкомыслия.
И
если б не подоспели тут будочники, то несдобровать
бы «толстомясой», полететь
бы ей вниз головой с раската! Но так
как будочники были строгие, то дело порядка оттянулось, и атаманы-молодцы, пошумев еще с малость, разошлись по домам.
По большей части сих мероприятий (особенно
если они употреблены благовременно и быстро) бывает достаточно; однако может случиться и так, что толпа,
как бы окоченев в своей грубости и закоренелости, коснеет в ожесточении.
Кожа гладкая без изнеженности, вид смелый без дерзости, физиономия открытая без наглости — все сие пленяет начальство, особливо
если градоначальник стоит, подавшись корпусом вперед и
как бы устремляясь.
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла
бы очень дурно для него кончиться,
если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну
как, братцы, нас за это не похвалят!»
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были,
как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее
бы он был,
если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь
бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Если бы Грустилов стоял действительно на высоте своего положения, он понял
бы, что предместники его, возведшие тунеядство в административный принцип, заблуждались очень горько и что тунеядство,
как животворное начало, только тогда может считать себя достигающим полезных целей, когда оно концентрируется в известных пределах.
— Я даже изобразить сего не в состоянии, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — обращался он к купчихе Распоповой, — что
бы я такое наделал и
как были
бы сии люди против нынешнего благополучнее,
если б мне хотя по одному закону в день издавать предоставлено было!
—
Если ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаю! — твердо отвечал мужественный помощник градоначальника. Казенных дел стряпчий трясся всем телом и трясением этим
как бы подтверждал мужество своего сослуживца.
Если б Левин мог понять,
как он понимал, почему подходить к кассе на железной дороге нельзя иначе,
как становясь в ряд, ему
бы не было обидно и досадно; но в препятствиях, которые он встречал по делу, никто не мог объяснить ему, для чего они существуют.
И, несмотря на то, он чувствовал, что тогда, когда любовь его была сильнее, он мог,
если бы сильно захотел этого, вырвать эту любовь из своего сердца, но теперь, когда,
как в эту минуту, ему казалось, что он не чувствовал любви к ней, он знал, что связь его с ней не может быть разорвана.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было
бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть,
какая бы она ни была,
если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Если бы ты знал,
как я близка к несчастию в эти минуты,
как я боюсь, боюсь себя!
«Вот положение! ― думал он, ―
Если б он боролся, отстаивал свою честь, я
бы мог действовать, выразить свои чувства; но эта слабость или подлость… Он ставит меня в положение обманщика, тогда
как я не хотел и не хочу этим быть».
— Да,
если бы ты любил меня,
как я,
если бы ты мучался,
как я… — сказала она, с выражением испуга взглядывая на него.
—
Как не думала?
Если б я была мужчина, я
бы не могла любить никого, после того
как узнала вас. Я только не понимаю,
как он мог в угоду матери забыть вас и сделать вас несчастною; у него не было сердца.
Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не была его дочь и которая была заброшена во время болезни матери и, наверно, умерла
бы,
если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил,
как он полюбил ее.
― Это не мужчина, не человек, это кукла! Никто не знает, но я знаю. О,
если б я была на его месте, я
бы давно убила, я
бы разорвала на куски эту жену, такую,
как я, а не говорила
бы: ты, ma chère, Анна. Это не человек, это министерская машина. Он не понимает, что я твоя жена, что он чужой, что он лишний… Не будем, не будем говорить!..
Было самое спешное рабочее время, когда во всем народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде,
какое не проявляется ни в
каких других условиях жизни и которое высоко ценимо
бы было,
если бы люди, проявляющие эти качества, сами ценили
бы их,
если б оно не повторялось каждый год и
если бы последствия этого напряжения не были так просты.
— Ах, не слушал
бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и
как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и
если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с,
если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я
бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
Если бы не это всё усиливающееся желание быть свободным, не иметь сцены каждый раз,
как ему надо было ехать в город на съезд, на бега, Вронский был
бы вполне доволен своею жизнью.
— Я не знаю! — вскакивая сказал Левин. —
Если бы вы знали,
как вы больно мне делаете! Всё равно,
как у вас
бы умер ребенок, а вам
бы говорили: а вот он был
бы такой, такой, и мог
бы жить, и вы
бы на него радовались. А он умер, умер, умер…
― Никогда, мама, никакой, — отвечала Кити, покраснев и взглянув прямо в лицо матери. — Но мне нечего говорить теперь. Я… я…
если бы хотела, я не знаю, что сказать
как… я не знаю…
Но
если б этот человек с куклой пришел и сел пред влюбленным и принялся
бы ласкать свою куклу,
как влюбленный ласкает ту, которую он любит, то влюбленному было
бы неприятно.
— Но, — сказал Сергей Иванович, тонко улыбаясь и обращаясь к Каренину, — нельзя не согласиться, что взвесить вполне все выгоды и невыгоды тех и других наук трудно и что вопрос о том,
какие предпочесть, не был
бы решен так скоро и окончательно,
если бы на стороне классического образования не было того преимущества, которое вы сейчас высказали: нравственного — disons le mot [скажем прямо] — анти-нигилистического влияния.
Теперь Алексей Александрович намерен был требовать: во-первых, чтобы составлена была новая комиссия, которой поручено
бы было исследовать на месте состояние инородцев; во-вторых,
если окажется, что положение инородцев действительно таково,
каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных, то чтобы была назначена еще другая новая ученая комиссия для исследования причин этого безотрадного положения инородцев с точек зрения: а) политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д) материальной и е) религиозной; в-третьих, чтобы были затребованы от враждебного министерства сведения о тех мерах, которые были в последнее десятилетие приняты этим министерством для предотвращения тех невыгодных условий, в которых ныне находятся инородцы, и в-четвертых, наконец, чтобы было потребовано от министерства объяснение о том, почему оно,
как видно из доставленных в комитет сведений за №№ 17015 и 18308, от 5 декабря 1863 года и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и органического закона, т…, ст. 18, и примечание в статье 36.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что их надо вводить властью; но
если бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований, вы
бы были правы; но оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками,
как у старика на половине дороги.
— Ты сказал, чтобы всё было,
как было. Я понимаю, что это значит. Но послушай: мы ровесники, может быть, ты больше числом знал женщин, чем я. — Улыбка и жесты Серпуховского говорили, что Вронский не должен бояться, что он нежно и осторожно дотронется до больного места. — Но я женат, и поверь, что, узнав одну свою жену (
как кто-то писал), которую ты любишь, ты лучше узнаешь всех женщин, чем
если бы ты знал их тысячи.
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя себе представить,
как это трудно! Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают, и опять борьба.
Если не иметь опоры в религии, ― помните, мы с вами говорили, ― то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог
бы воспитывать.
— И мне то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. —
Если бы мужья наши не говорили, мы
бы видели то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли,
как всё ясно делается? Прежде, когда мне велели находить его умным, я всё искала и находила, что я сама глупа, не видя его ума; а
как только я сказала: он глуп, но шопотом, — всё так ясно стало, не правда ли?
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли,
как будто она говорила то, что не раз думала, — иначе
бы это не было прощение.
Если простить, то совсем, совсем. Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя,
как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
—
Если бы не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на стороне классических наук, мы
бы больше подумали, взвесили
бы доводы обеих сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы
бы дали простор тому и другому направлению. Но теперь мы знаем, что в этих пилюлях классического образования лежит целебная сила антинигилизма, и мы смело предлагаем их нашим пациентам… А что
как нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
—
Если хорошенько разобрать историю этой девушки, то вы найдете, что эта девушка бросила семью, или свою, или сестрину, где
бы она могла иметь женское дело, — неожиданно вступая в разговор, сказала с раздражительностью Дарья Александровна, вероятно догадываясь,
какую девушку имел в виду Степан Аркадьич.
— Да, пожалеть ее.
Если бы ты ее видел,
как я, — я провел всю зиму с нею, — ты
бы сжалился над нею. Положение ее ужасно, именно ужасно.
Все, кого она любила, были с нею, и все были так добры к ней, так ухаживали за нею, так одно приятное во всем предоставлялось ей, что
если б она не знала и не чувствовала, что это должно скоро кончиться, она
бы и не желала лучшей и приятнейшей жизни. Одно, что портило ей прелесть этой жизни, было то, что муж ее был не тот,
каким она любила его и
каким он бывал в деревне.
― Да, да, ― сказала она, видимо стараясь отогнать ревнивые мысли. ― Но
если бы ты знал,
как мне тяжело! Я верю, верю тебе… Так что ты говорил?
― Скоро, скоро. Ты говорил, что наше положение мучительно, что надо развязать его.
Если бы ты знал,
как мне оно тяжело, что
бы я дала за то, чтобы свободно и смело любить тебя! Я
бы не мучалась и тебя не мучала
бы своею ревностью… И это будет скоро, но не так,
как мы думаем.
Если бы,
как в прошлые выборы, все уезды просили губернского предводителя, то его выбрали
бы всеми белыми.
— Ах перестань! Христос никогда
бы не сказал этих слов,
если бы знал,
как будут злоупотреблять ими. Изо всего Евангелия только и помнят эти слова. Впрочем, я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую. Я имею отвращение к падшим женщинам. Ты пауков боишься, а я этих гадин. Ты ведь, наверно, не изучал пауков и не знаешь их нравов: так и я.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что
если б он проснулся, то он посмотрел
бы на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о своей любви, она должна
бы была доказать ему,
как он был виноват пред нею.
«
Если я сказал оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готов ли я на это?
Как я увезу ее теперь, когда у меня нет денег? Положим, это я мог
бы устроить… Но
как я увезу ее, когда я на службе?
Если я сказал это, то надо быть готовым на это, то есть иметь деньги и выйти в отставку».
— Но
если женщины,
как редкое исключение, и могут занимать эти места, то, мне кажется, вы неправильно употребили выражение «правà». Вернее
бы было сказать: обязанности. Всякий согласится, что, исполняя какую-нибудь должность присяжного, гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность. И потому вернее выразиться, что женщины ищут обязанностей, и совершенно законно. И можно только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труду.