Неточные совпадения
Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно:
хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь
не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем? Что сделал он такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни?
Но ведь есть такие деликатные читатели, которые непременно
захотят дочитать до конца, чтобы
не ошибиться в беспристрастном суждении; таковы, например, все русские критики.
Теперь же скажу об этом «помещике» (как его у нас называли,
хотя он всю жизнь совсем почти
не жил в своем поместье) лишь то, что это был странный тип, довольно часто, однако, встречающийся, именно тип человека
не только дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового, — но из таких, однако, бестолковых, которые умеют отлично обделывать свои имущественные делишки, и только, кажется, одни эти.
Федор Павлович
хотя и кутил, и пил, и дебоширил, но никогда
не переставал заниматься помещением своего капитала и устраивал делишки свои всегда удачно,
хотя, конечно, почти всегда подловато.
Списавшись с Федором Павловичем и мигом угадав, что от него денег на воспитание его же детей
не вытащишь (
хотя тот прямо никогда
не отказывал, а только всегда в этаких случаях тянул, иногда даже изливаясь в чувствительностях), он принял в сиротах участие лично и особенно полюбил младшего из них, Алексея, так что тот долгое время даже и рос в его семействе.
Пить вино и развратничать он
не любит, а между тем старик и обойтись без него
не может, до того ужились!» Это была правда; молодой человек имел даже видимое влияние на старика; тот почти начал его иногда как будто слушаться,
хотя был чрезвычайно и даже злобно подчас своенравен; даже вести себя начал иногда приличнее…
Казалось даже, что он все допускал, нимало
не осуждая,
хотя часто очень горько грустя.
Но эту странную черту в характере Алексея, кажется, нельзя было осудить очень строго, потому что всякий чуть-чуть лишь узнавший его тотчас, при возникшем на этот счет вопросе, становился уверен, что Алексей непременно из таких юношей вроде как бы юродивых, которому попади вдруг
хотя бы даже целый капитал, то он
не затруднится отдать его, по первому даже спросу, или на доброе дело, или, может быть, даже просто ловкому пройдохе, если бы тот у него попросил.
Прежние знакомые его нашли его страшно состарившимся,
хотя был он вовсе еще
не такой старик.
Хотя, к несчастию,
не понимают эти юноши, что жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв во множестве таких случаев и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку,
хотя бы для того только, чтобы удесятерить в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, — такая жертва сплошь да рядом для многих из них почти совсем
не по силам.
Едва только он, задумавшись серьезно, поразился убеждением, что бессмертие и Бог существуют, то сейчас же, естественно, сказал себе: «
Хочу жить для бессмертия, а половинного компромисса
не принимаю».
Видя это, противники старцев кричали, вместе с прочими обвинениями, что здесь самовластно и легкомысленно унижается таинство исповеди,
хотя беспрерывное исповедование своей души старцу послушником его или светским производится совсем
не как таинство.
Он ужасно интересовался узнать брата Ивана, но вот тот уже жил два месяца, а они хоть и виделись довольно часто, но все еще никак
не сходились: Алеша был и сам молчалив и как бы ждал чего-то, как бы стыдился чего-то, а брат Иван,
хотя Алеша и подметил вначале на себе его длинные и любопытные взгляды, кажется, вскоре перестал даже и думать о нем.
Презрением этим, если оно и было, он обидеться
не мог, но все-таки с каким-то непонятным себе самому и тревожным смущением ждал, когда брат
захочет подойти к нему ближе.
Дмитрий Федорович, никогда у старца
не бывавший и даже
не видавший его, конечно, подумал, что старцем его
хотят как бы испугать; но так как он и сам укорял себя втайне за многие особенно резкие выходки в споре с отцом за последнее время, то и принял вызов.
Дмитрий задумался, потому что ничего
не мог припомнить, что бы такое ему обещал, ответил только письмом, что изо всех сил себя сдержит «пред низостью», и
хотя глубоко уважает старца и брата Ивана, но убежден, что тут или какая-нибудь ему ловушка, или недостойная комедия.
В келье еще раньше их дожидались выхода старца два скитские иеромонаха, один — отец библиотекарь, а другой — отец Паисий, человек больной,
хотя и
не старый, но очень, как говорили про него, ученый.
На Ракитина (семинариста), тоже Алеше очень знакомого и почти близкого, Алеша и взглянуть
не мог: он знал его мысли (
хотя знал их один Алеша во всем монастыре).
— Простите меня… — начал Миусов, обращаясь к старцу, — что я, может быть, тоже кажусь вам участником в этой недостойной шутке. Ошибка моя в том, что я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица
захочет понять свои обязанности… Я
не сообразил, что придется просить извинения именно за то, что с ним входишь…
Петр Александрович
не договорил и, совсем сконфузившись,
хотел было уже выйти из комнаты.
Теперь они приехали вдруг опять,
хотя и знали, что старец почти уже
не может вовсе никого принимать, и, настоятельно умоляя, просили еще раз «счастья узреть великого исцелителя».
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль
не у Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И
хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и
не подошла бы к нему,
не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
Веруй, что Бог тебя любит так, как ты и
не помышляешь о том,
хотя бы со грехом твоим и во грехе твоем любит.
И вы
хотите, чтобы мы
не беспокоили вас, могли
не лететь сюда,
не благодарить? Lise, благодари же, благодари!
Во многих случаях, казалось бы, и у нас то же; но в том и дело, что, кроме установленных судов, есть у нас, сверх того, еще и церковь, которая никогда
не теряет общения с преступником, как с милым и все еще дорогим сыном своим, а сверх того, есть и сохраняется,
хотя бы даже только мысленно, и суд церкви, теперь
хотя и
не деятельный, но все же живущий для будущего,
хотя бы в мечте, да и преступником самим несомненно, инстинктом души его, признаваемый.
Обвиняли, Петр Александрович, обвиняли! — обернулся он вдруг к Миусову,
хотя тот и
не думал перебивать его.
Но так как он оскорбил сию минуту
не только меня, но и благороднейшую девицу, которой даже имени
не смею произнести всуе из благоговения к ней, то и решился обнаружить всю его игру публично,
хотя бы он и отец мой!..
— В происшедшем скандале мы все виноваты! — горячо проговорил он, — но я все же ведь
не предчувствовал, идя сюда,
хотя и знал, с кем имею дело…
Запомни слово мое отныне, ибо
хотя и буду еще беседовать с тобой, но
не только дни, а и часы мои сочтены.
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к отцу игумену. Знаю; у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще
не было. Я там
не буду, а ты ступай, соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что
хотел спросить.
— Какому? Быдто
не знаешь? Бьюсь об заклад, что ты сам уж об этом думал. Кстати, это любопытно: слушай, Алеша, ты всегда правду говоришь,
хотя всегда между двух стульев садишься: думал ты об этом или
не думал, отвечай?
Тут, брат, презрение
не помогает,
хотя бы он и презирал Грушеньку.
— Быдто? А красота Катерины Ивановны?
Не одни же тут деньги,
хотя и шестьдесят тысяч вещь прельстительная.
— Меня
не было, зато был Дмитрий Федорович, и я слышал это своими ушами от Дмитрия же Федоровича, то есть, если
хочешь, он
не мне говорил, а я подслушал, разумеется поневоле, потому что у Грушеньки в ее спальне сидел и выйти
не мог все время, пока Дмитрий Федорович в следующей комнате находился.
Но убранство комнат также
не отличалось особым комфортом: мебель была кожаная, красного дерева, старой моды двадцатых годов; даже полы были некрашеные; зато все блистало чистотой, на окнах было много дорогих цветов; но главную роскошь в эту минуту, естественно, составлял роскошно сервированный стол,
хотя, впрочем, и тут говоря относительно: скатерть была чистая, посуда блестящая; превосходно выпеченный хлеб трех сортов, две бутылки вина, две бутылки великолепного монастырского меду и большой стеклянный кувшин с монастырским квасом, славившимся в околотке.
Надо заметить, что он действительно
хотел было уехать и действительно почувствовал невозможность, после своего позорного поведения в келье старца, идти как ни в чем
не бывало к игумену на обед.
И
хотя он отлично знал, что с каждым будущим словом все больше и нелепее будет прибавлять к сказанному уже вздору еще такого же, — но уж сдержать себя
не мог и полетел как с горы.
Не люблю, отцы, фальши, а
хочу истины!
Флигель этот стоял на дворе, был обширен и прочен; в нем же определил Федор Павлович быть и кухне,
хотя кухня была и в доме:
не любил он кухонного запаха, и кушанье приносили через двор зимой и летом.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и
не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем
не такой, как он,
не развратный, который
хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все,
не противился, главное —
не укорял и ничем бы
не грозил, ни в сем веке, ни в будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от кого?
С тех пор многие годы он ни разу о своем ребенке
не упомянул, да и Марфа Игнатьевна ни разу при нем про ребенка своего
не вспоминала, а когда с кем случалось говорить о своем «деточке», то говорила шепотом,
хотя бы тут и
не было Григория Васильевича.
Раз случилось, что новый губернатор нашей губернии, обозревая наездом наш городок, очень обижен был в своих лучших чувствах, увидав Лизавету, и
хотя понял, что это «юродивая», как и доложили ему, но все-таки поставил на вид, что молодая девка, скитающаяся в одной рубашке, нарушает благоприличие, а потому чтобы сего впредь
не было.
Федор Павлович
не противоречил ничему и даже нашел все это забавным,
хотя изо всех сил продолжал от всего отрекаться.
— Чего шепчу? Ах, черт возьми, — крикнул вдруг Дмитрий Федорович самым полным голосом, — да чего же я шепчу? Ну, вот сам видишь, как может выйти вдруг сумбур природы. Я здесь на секрете и стерегу секрет. Объяснение впредь, но, понимая, что секрет, я вдруг и говорить стал секретно, и шепчу как дурак, тогда как
не надо. Идем! Вон куда! До тех пор молчи. Поцеловать тебя
хочу!
— Леша, — сказал Митя, — ты один
не засмеешься! Я
хотел бы начать… мою исповедь… гимном к радости Шиллера. An die Freude! [К радости! (нем.)] Но я по-немецки
не знаю, знаю только, что an die Freude.
Не думай тоже, что я спьяну болтаю. Я совсем
не спьяну. Коньяк есть коньяк, но мне нужно две бутылки, чтоб опьянеть, —
Дело-то ведь в том, что старикашка хоть и соврал об обольщении невинностей, но в сущности, в трагедии моей, это так ведь и было,
хотя раз только было, да и то
не состоялось.
Не выходила замуж,
хотя двое сватались, отказала и веселости
не теряла.
А вторая эта жена, уже покойница, была из знатного, какого-то большого генеральского дома,
хотя, впрочем, как мне достоверно известно, денег подполковнику тоже никаких
не принесла.
Нимало, просто отмстить
хотел за то, что я такой молодец, а она
не чувствует.
Испугалась ужасно: «
Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «
Не беспокойтесь, говорю, никому
не скажу, а вы знаете, что я на сей счет могила, а вот что
хотел я вам только на сей счет тоже в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него
не окажется, так чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».