Неточные совпадения
И не утешайся, и не
надо тебе утешаться, не утешайся и плачь, только каждый раз, когда плачешь, вспоминай неуклонно, что сыночек твой — есть единый от ангелов Божиих — оттуда на
тебя смотрит и видит
тебя, и на твои слезы радуется, и на
них Господу Богу указывает.
— Чего же
ты снова? — тихо улыбнулся старец. — Пусть мирские слезами провожают своих покойников, а мы здесь отходящему отцу радуемся. Радуемся и молим о
нем. Оставь же меня. Молиться
надо. Ступай и поспеши. Около братьев будь. Да не около одного, а около обоих.
— Ну не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон Зон! Что это настоящий воскресший из мертвых фон Зон! Да как
ты вырвался оттуда? Что
ты там нафонзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти? Ведь
надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я, брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей! Пусти
его, Ваня, весело будет.
Он тут как-нибудь в ногах полежит. Полежишь, фон Зон? Али на облучок
его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон Зон!..
— А когда
они прибудут, твои три тысячи?
Ты еще и несовершеннолетний вдобавок, а
надо непременно, непременно, чтобы
ты сегодня уже ей откланялся, с деньгами или без денег, потому что я дальше тянуть не могу, дело на такой точке стало. Завтра уже поздно, поздно. Я
тебя к отцу пошлю.
— Врешь! Не
надо теперь спрашивать, ничего не
надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я
его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори
ему, а то еще будет надеяться. Да и
тебе совсем нечего у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую
он так тщательно от меня все время прятал, за
него идет али нет?
Ты вчера ходил к ней, кажется?
Маменьку да сестриц усадим, закроем
их, а сами сбоку пойдем, изредка
тебя подсажу, а я тут подле пойду, потому лошадку свою поберечь
надо, не всем же садиться, так и отправимся.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что
их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать
им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и человечества, — то думаешь ли
ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены
тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
— Миша, — проговорил
он, — не сердись.
Ты обижен ею, но не сердись. Слышал
ты ее сейчас? Нельзя с души человека столько спрашивать,
надо быть милосерднее…
Вдруг она скажет
ему: «Ступай, я порешила сейчас с Федором Павловичем и выхожу за
него замуж, а
тебя не
надо», — и тогда… но тогда…
— Браво! Давайте теперь пистолеты. Ей-богу, нет времени. И хотел бы с
тобой поговорить, голубчик, да времени нет. Да и не
надо вовсе, поздно говорить. А! где же деньги, куда я
их дел? — вскрикнул
он и принялся совать по карманам руки.
— Правда это, батюшка Дмитрий Федорович, это вы правы, что не
надо человека давить, тоже и мучить, равно как и всякую тварь, потому всякая тварь — она тварь созданная, вот хоть бы лошадь, потому другой ломит зря, хоша бы и наш ямщик… И удержу
ему нет, так
он и прет, прямо
тебе так и прет.
— И все-то
им поздно, и все-то
им нельзя! — почти взвизгнула в досаде Грушенька. — Сами скучные сидят, так и другим чтобы скучно было. Пред
тобой, Митя,
они все вот этак молчали и
надо мной фуфырились…
— Дмитрий Федорович, слушай, батюшка, — начал, обращаясь к Мите, Михаил Макарович, и все взволнованное лицо
его выражало горячее отеческое почти сострадание к несчастному, — я твою Аграфену Александровну отвел вниз сам и передал хозяйским дочерям, и с ней там теперь безотлучно этот старичок Максимов, и я ее уговорил, слышь
ты? — уговорил и успокоил, внушил, что
тебе надо же оправдаться, так чтоб она не мешала, чтоб не нагоняла на
тебя тоски, не то
ты можешь смутиться и на себя неправильно показать, понимаешь?
— Видишь, Смуров, не люблю я, когда переспрашивают, если не понимают с первого слова. Иного и растолковать нельзя. По идее мужика, школьника порют и должны пороть: что, дескать, за школьник, если
его не порют? И вдруг я скажу
ему, что у нас не порют, ведь
он этим огорчится. А впрочем,
ты этого не понимаешь. С народом
надо умеючи говорить.
— А черт
его дери, Чижова, с
тобой вместе! Отколочу
его, вот что! Смеялся
он надо мной!
— Не Чижова, не Чижова, баба
ты злая, вредная, мальчишку отколочу, вот что! Давайте
его, давайте
его сюда, смеялся
он надо мной!
— Нет, нет,
надо, непременно посмотри…
Ты развлечешься. Я нарочно привел… такая же лохматая, как и та… Вы позволите, сударыня, позвать сюда мою собаку? — обратился
он вдруг к госпоже Снегиревой в каком-то совсем уже непостижимом волнении.
— Конечно,
надо было догадаться, — волновался Иван, — да я и догадывался об чем-нибудь мерзком с твоей стороны… Только
ты врешь, опять врешь, — вскричал
он, вдруг припомнив. — Помнишь, как
ты к тарантасу тогда подошел и мне сказал: «С умным человеком и поговорить любопытно». Значит, рад был, что я уезжаю, коль похвалил?
— Говори же! — воскликнул Иван. — Я изо всей силы хочу знать, что
ты тогда подумал. Мне
надо; правду, правду! —
Он тяжело перевел дух, уже заранее с какою-то злобой смотря на Алешу.
— Алеша, я ведь не велел приходить! — свирепо крикнул
он брату. — В двух словах: чего
тебе надо? В двух словах, слышишь?
— Да, но
он зол.
Он надо мной смеялся.
Он был дерзок, Алеша, — с содроганием обиды проговорил Иван. — Но
он клеветал на меня,
он во многом клеветал. Лгал мне же на меня же в глаза. «О,
ты идешь совершить подвиг добродетели, объявишь, что убил отца, что лакей по твоему наущению убил отца…»
Ну как же, как же бы
он не понял, что я в глаза
ему прямо говорила: «
Тебе надо денег для измены мне с твоею тварью, так вот
тебе эти деньги, я сама
тебе их даю, возьми, если
ты так бесчестен, что возьмешь!..» Я уличить
его хотела, и что же?
Даже ямщику в дороге крикнул: „Знаешь ли, что
ты убийцу везешь!“ Но договорить все-таки
ему нельзя было:
надо было попасть сперва в село Мокрое и уже там закончить поэму.
Неточные совпадения
Недаром порывается // В Москву, в новорситет!» // А Влас
его поглаживал: // «Дай Бог
тебе и серебра, // И золотца, дай умную, // Здоровую жену!» // — Не
надо мне ни серебра, // Ни золота, а дай Господь, // Чтоб землякам моим // И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело // На всей святой Руси!
Его послушать
надо бы, // Однако вахлаки // Так обозлились, не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же
ты!..» // — А
ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же
ты…» // — И все-то вы, // Я вижу, дураки!
— Нет, — сказала она, раздражаясь тем, что
он так очевидно этой переменой разговора показывал ей, что она раздражена, — почему же
ты думаешь, что это известие так интересует меня, что
надо даже скрывать? Я сказала, что не хочу об этом думать, и желала бы, чтобы
ты этим так же мало интересовался, как и я.
— Я очень рад, поедем. А вы охотились уже нынешний год? — сказал Левин Весловскому, внимательно оглядывая
его ногу, но с притворною приятностью, которую так знала в
нем Кити и которая так не шла
ему. — Дупелей не знаю найдем ли, а бекасов много. Только
надо ехать рано. Вы не устанете?
Ты не устал, Стива?
— Мне обедать еще рано, а выпить
надо. Я приду сейчас. Ей, вина! — крикнул
он своим знаменитым в командовании, густым и заставлявшим дрожать стекла голосом. — Нет, не
надо, — тотчас же опять крикнул
он. —
Ты домой, так я с
тобой пойду.
