Неточные совпадения
Вон
отец Исидор с крыльца
кричит им что-то вослед.
— Конечно, тебе, —
крикнул Федор Павлович. — А то кому же? Не
отцу же игумену быть фон Зоном!
— Алексей! —
крикнул ему издали
отец, завидев его, — сегодня же переезжай ко мне совсем, и подушку и тюфяк тащи, и чтобы твоего духу здесь не пахло.
— Нет, сегодня она не придет, есть приметы. Наверно не придет! —
крикнул вдруг Митя. — Так и Смердяков полагает.
Отец теперь пьянствует, сидит за столом с братом Иваном. Сходи, Алексей, спроси у него эти три тысячи…
— Чего гонитесь за ним! Он вас и впрямь там убьет! — гневно
крикнул на
отца Иван Федорович.
Тюфяк же, о котором
кричал давеча
отец его, он уже давно забыл постилать себе.
— Повремените немного, Варвара Николавна, позвольте выдержать направление, —
крикнул ей
отец, хотя и повелительным тоном, но, однако, весьма одобрительно смотря на нее. — Это уж у нас такой характер-с, — повернулся он опять к Алеше.
— Папа, папа! Неужели ты с ним… Брось ты его, папа! —
крикнул вдруг мальчик, привстав на своей постельке и горящим взглядом смотря на
отца.
Лежу это я и Илюшу в тот день не очень запомнил, а в тот-то именно день мальчишки и подняли его на смех в школе с утра-с: «Мочалка, —
кричат ему, —
отца твоего за мочалку из трактира тащили, а ты подле бежал и прощения просил».
— Вздор! —
крикнул Иван Федорович почти в исступлении. — Дмитрий не пойдет грабить деньги, да еще убивать при этом
отца. Он мог вчера убить его за Грушеньку, как исступленный злобный дурак, но грабить не пойдет!
Встретив Федора Павловича в зале, только что войдя, он вдруг
закричал ему, махая руками: «Я к себе наверх, а не к вам, до свидания», и прошел мимо, даже стараясь не взглянуть на
отца.
— Прощай, Иван, очень-то не брани! —
крикнул в последний раз
отец.
— А и убирайся откуда приехал! Велю тебя сейчас прогнать, и прогонят! —
крикнула в исступлении Грушенька. — Дура, дура была я, что пять лет себя мучила! Да и не за него себя мучила вовсе, я со злобы себя мучила! Да и не он это вовсе! Разве он был такой? Это
отец его какой-то! Это где ты парик-то себе заказал? Тот был сокол, а это селезень. Тот смеялся и мне песни пел… А я-то, я-то пять лет слезами заливалась, проклятая я дура, низкая я, бесстыжая!
Григорий же лепетал тихо и бессвязно: «Убил…
отца убил… чего
кричишь, дура… беги, зови…» Но Марфа Игнатьевна не унималась и все
кричала и вдруг, завидев, что у барина отворено окно и в окне свет, побежала к нему и начала звать Федора Павловича.
— Кроме двери, во всем правду сказал, — громко
крикнул Митя. — Что вшей мне вычесывал — благодарю, что побои мне простил — благодарю; старик был честен всю жизнь и верен
отцу как семьсот пуделей.
— Я чувств моих тогдашних не помню, — ответила Грушенька, — все тогда
закричали, что он
отца убил, я и почувствовала, что это я виновата и что из-за меня он убил. А как он сказал, что неповинен, я ему тотчас поверила, и теперь верю, и всегда буду верить: не таков человек, чтобы солгал.
Он выставит его только, может быть, завтра или даже через несколько дней, приискав момент, в который сам же
крикнет нам: «Видите, я сам отрицал Смердякова больше, чем вы, вы сами это помните, но теперь и я убедился: это он убил, и как же не он!» А пока он впадает с нами в мрачное и раздражительное отрицание, нетерпение и гнев подсказывают ему, однако, самое неумелое и неправдоподобное объяснение о том, как он глядел
отцу в окно и как он почтительно отошел от окна.
Да, но он
кричал по трактирам, что убьет
отца, а за два дня, в тот вечер, когда написал свое пьяное письмо, был тих и поссорился в трактире лишь с одним только купеческим приказчиком, „потому-де, что Карамазов не мог не поссориться“.
— Вот — соседи мои и знакомые не говорят мне, что я не так живу, а дети, наверное, сказали бы. Ты слышишь, как в наши дни дети-то кричат отцам — не так, все — не так! А как марксисты народников зачеркивали? Ну — это политика! А декаденты? Это уж — быт, декаденты-то! Они уж
отцам кричат: не в таких домах живете, не на тех стульях сидите, книги читаете не те! И заметно, что у родителей-атеистов дети — церковники…
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит
закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
— Поля! —
крикнула Катерина Ивановна, — беги к Соне, скорее. Если не застанешь дома, все равно, скажи, что
отца лошади раздавили и чтоб она тотчас же шла сюда… как воротится. Скорей, Поля! На, закройся платком!
— Папочка, папочка, —
кричит он
отцу, — папочка, что они делают! Папочка, бедную лошадку бьют!
— И чего-чего в ефтом Питере нет! — с увлечением
крикнул младший, — окромя отца-матери, все есть!
— Петр Петрович! —
закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего
отца, защитите сирот.