Неточные совпадения
Спрашивала она старца: можно ли ей
помянуть сыночка своего Васеньку, заехавшего по службе далеко в Сибирь, в Иркутск, и от которого она уже
год не получала никакого известия, вместо покойника в церкви за упокой?
— Я все
помню, Алеша, я
помню тебя до одиннадцати
лет, мне был тогда пятнадцатый
год.
— Что ты, подожди оплакивать, — улыбнулся старец, положив правую руку свою на его голову, — видишь, сижу и беседую, может, и двадцать
лет еще проживу, как пожелала мне вчера та добрая, милая, из Вышегорья, с девочкой Лизаветой на руках.
Помяни, Господи, и мать, и девочку Лизавету! (Он перекрестился.) Порфирий, дар-то ее снес, куда я сказал?
Скончался он, когда было мне всего лишь два
года от роду, и не
помню я его вовсе.
Но и до того еще как читать научился,
помню, как в первый раз посетило меня некоторое проникновение духовное, еще восьми
лет от роду.
А так как начальство его было тут же, то тут же и прочел бумагу вслух всем собравшимся, а в ней полное описание всего преступления во всей подробности: «Как изверга себя извергаю из среды людей, Бог посетил меня, — заключил бумагу, — пострадать хочу!» Тут же вынес и выложил на стол все, чем
мнил доказать свое преступление и что четырнадцать
лет сохранял: золотые вещи убитой, которые похитил, думая отвлечь от себя подозрение, медальон и крест ее, снятые с шеи, — в медальоне портрет ее жениха, записную книжку и, наконец, два письма: письмо жениха ее к ней с извещением о скором прибытии и ответ ее на сие письмо, который начала и не дописала, оставила на столе, чтобы завтра отослать на почту.
— Еду! — воскликнула она вдруг. — Пять моих
лет! Прощайте! Прощай, Алеша, решена судьба… Ступайте, ступайте, ступайте от меня теперь все, чтоб я уже вас не видала!.. Полетела Грушенька в новую жизнь… Не
поминай меня лихом и ты, Ракитка. Может, на смерть иду! Ух! Словно пьяная!
Например, письмоводитель, очутившийся тоже за занавеской, суетившийся и прислуживавший, обратил внимание Николая Парфеновича на фуражку, которую тоже ощупали: «
Помните Гриденку-писаря-с, — заметил письмоводитель, —
летом жалованье ездил получать на всю канцелярию, а вернувшись, заявил, что потерял в пьяном виде, — так где же нашли?
Председатель был плотный, коренастый человек, ниже среднего роста, с геморроидальным лицом,
лет пятидесяти, с темными с проседью волосами, коротко обстриженными, и в красной ленте — не
помню уж какого ордена.
Но в своей горячей речи уважаемый мой противник (и противник еще прежде, чем я произнес мое первое слово), мой противник несколько раз воскликнул: „Нет, я никому не дам защищать подсудимого, я не уступлю его защиту защитнику, приехавшему из Петербурга, — я обвинитель, я и защитник!“ Вот что он несколько раз воскликнул и, однако же, забыл упомянуть, что если страшный подсудимый целые двадцать три
года столь благодарен был всего только за один фунт орехов, полученных от единственного человека, приласкавшего его ребенком в родительском доме, то, обратно, не мог же ведь такой человек и не
помнить, все эти двадцать три
года, как он бегал босой у отца „на заднем дворе, без сапожек, и в панталончиках на одной пуговке“, по выражению человеколюбивого доктора Герценштубе.
И что бы там ни случилось с нами потом в жизни, хотя бы мы и двадцать
лет потом не встречались, — все-таки будем
помнить о том, как мы хоронили бедного мальчика, в которого прежде бросали камни,
помните, там у мостика-то? — а потом так все его полюбили.
Неточные совпадения
Разве ты не знаешь, что уж несколько
лет от меня его и в памятцах за упокой
поминали?
В прошлом
году, зимой — не
помню, какого числа и месяца, — быв разбужен в ночи, отправился я, в сопровождении полицейского десятского, к градоначальнику нашему, Дементию Варламовичу, и, пришед, застал его сидящим и головою то в ту, то в другую сторону мерно помавающим.
Кроме того, этот вопрос со стороны Левина был не совсем добросовестен. Хозяйка зa чаем только что говорила ему, что они нынче
летом приглашали из Москвы Немца, знатока бухгалтерии, который за пятьсот рублей вознаграждения учел их хозяйство и нашел, что оно приносит убытка 3000 с чем-то рублей. Она не
помнила именно сколько, но, кажется, Немец высчитал до четверти копейки.
Он решительно не
помнил этого, но она уже
лет десять смеялась этой шутке и любила ее.
Алексей Александрович рос сиротой. Их было два брата. Отца они не
помнили, мать умерла, когда Алексею Александровичу было десять
лет. Состояние было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец покойного императора, воспитал их.