Неточные совпадения
— Видите ли, мы к этому старцу по своему делу, — заметил строго Миусов, — мы, так
сказать, получили аудиенцию «у
сего лица», а потому хоть и благодарны вам за дорогу, но вас уж не попросим входить вместе.
— Я вам, господа, зато всю правду
скажу: старец великий! простите, я последнее, о крещении-то Дидерота, сам сейчас присочинил, вот
сию только минуточку, вот как рассказывал, а прежде никогда и в голову не приходило.
«Или не знаешь ты, —
сказал ей святой, — сколь
сии младенцы пред престолом Божиим дерзновенны?
— Мне сегодня необыкновенно легче, но я уже знаю, что это всего лишь минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым, то ничем и никогда не могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен
сказать себе: «Я выполнил завет Божий на
сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы.
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к отцу игумену. Знаю; у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не было. Я там не буду, а ты ступай, соусы подавай.
Скажи ты мне, Алексей, одно: что
сей сон значит? Я вот что хотел спросить.
— Простите, —
сказал вдруг игумен. — Было сказано издревле: «И начат глаголати на мя многая некая, даже и до скверных некиих вещей. Аз же вся слышав, глаголах в себе:
се врачество Иисусово есть и послал исцелити тщеславную душу мою». А потому и мы благодарим вас с покорностью, гость драгоценный!
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь, говорю, никому не
скажу, а вы знаете, что я на
сей счет могила, а вот что хотел я вам только на
сей счет тоже в виде, так
сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не окажется, так чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».
— Изо второй половины я до
сих пор ничего не понимаю, —
сказал Алеша.
Потом я сделал вид, что слетал в город, но расписки почтовой ей не представил,
сказал, что послал, расписку принесу, и до
сих пор не несу, забыл-с.
А коли я именно в тот же самый момент это все и испробовал и нарочно уже кричал
сей горе: подави
сих мучителей, — а та не давила, то как же,
скажите, я бы в то время не усомнился, да еще в такой страшный час смертного великого страха?
Вот я, может быть, пойду да и
скажу ему сейчас, чтоб он у меня с
сего же дня остался…
«Может, и не переживу наступившего дня
сего», —
сказал он Алеше; затем возжелал исповедаться и причаститься немедленно.
— А что ж бы я моему мальчику-то
сказал, если б у вас деньги за позор наш взял? — и, проговорив это, бросился бежать, на
сей раз уже не оборачиваясь.
А вот здесь я уже четвертый месяц живу, и до
сих пор мы с тобой не
сказали слова.
Прочти им об Аврааме и Сарре, об Исааке и Ревекке, о том, как Иаков пошел к Лавану и боролся во сне с Господом и
сказал: «Страшно место
сие», — и поразишь благочестивый ум простолюдина.
Радостно мне так стало, но пуще всех заметил я вдруг тогда одного господина, человека уже пожилого, тоже ко мне подходившего, которого я хотя прежде и знал по имени, но никогда с ним знаком не был и до
сего вечера даже и слова с ним не
сказал.
На
сих меньше указывают и даже обходят молчанием вовсе, и сколь подивились бы, если
скажу, что от
сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть, еще раз спасение земли русской!
Но о
сем скажем в следующей книге, а теперь лишь прибавим вперед, что не прошел еще и день, как совершилось нечто до того для всех неожиданное, а по впечатлению, произведенному в среде монастыря и в городе, до того как бы странное, тревожное и сбивчивое, что и до
сих пор, после стольких лет, сохраняется в городе нашем самое живое воспоминание о том столь для многих тревожном дне…
Но если
сказать по всей правде, то попущалось ему все
сие даже и по некоторой необходимости.
Я бы, впрочем, и не стал распространяться о таких мелочных и эпизодных подробностях, если б эта сейчас лишь описанная мною эксцентрическая встреча молодого чиновника с вовсе не старою еще вдовицей не послужила впоследствии основанием всей жизненной карьеры этого точного и аккуратного молодого человека, о чем с изумлением вспоминают до
сих пор в нашем городке и о чем, может быть, и мы
скажем особое словечко, когда заключим наш длинный рассказ о братьях Карамазовых.
— Ты это про что? — как-то неопределенно глянул на него Митя, — ах, ты про суд! Ну, черт! Мы до
сих пор все с тобой о пустяках говорили, вот все про этот суд, а я об самом главном с тобою молчал. Да, завтра суд, только я не про суд
сказал, что пропала моя голова. Голова не пропала, а то, что в голове сидело, то пропало. Что ты на меня с такою критикой в лице смотришь?
— Об этом после, теперь другое. Я об Иване не говорил тебе до
сих пор почти ничего. Откладывал до конца. Когда эта штука моя здесь кончится и
скажут приговор, тогда тебе кое-что расскажу, все расскажу. Страшное тут дело одно… А ты будешь мне судья в этом деле. А теперь и не начинай об этом, теперь молчок. Вот ты говоришь об завтрашнем, о суде, а веришь ли, я ничего не знаю.
— Брат, — дрожащим голосом начал опять Алеша, — я
сказал тебе это потому, что ты моему слову поверишь, я знаю это. Я тебе на всю жизнь это слово
сказал: не ты! Слышишь, на всю жизнь. И это Бог положил мне на душу тебе это
сказать, хотя бы ты с
сего часа навсегда возненавидел меня…
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только из прежних многих поступков подсудимого, но и теперь, в
сию даже минуту, и когда его попросили объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый, войдя в залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему смотреть налево, где в публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем
скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
«А может быть, падучая была настоящая. Больной вдруг очнулся, услыхал крик, вышел» — ну и что же? Посмотрел да и
сказал себе: дай пойду убью барина? А почему он узнал, что тут было, что тут происходило, ведь он до
сих пор лежал в беспамятстве? А впрочем, господа, есть предел и фантазиям.
В этом месте защитника прервал довольно сильный аплодисмент. В самом деле, последние слова свои он произнес с такою искренне прозвучавшею нотой, что все почувствовали, что, может быть, действительно ему есть что
сказать и что то, что он
скажет сейчас, есть и самое важное. Но председатель, заслышав аплодисмент, громко пригрозил «очистить» залу суда, если еще раз повторится «подобный случай». Все затихло, и Фетюкович начал каким-то новым, проникновенным голосом, совсем не тем, которым говорил до
сих пор.