Неточные совпадения
— Я, Крестьян Иванович, люблю тишину, — проговорил
господин Голядкин,
бросая значительный взгляд на Крестьяна Ивановича и, очевидно, ища слов для удачнейшего выражения мысли
своей, — в квартире только я да Петрушка… я хочу сказать: мой человек, Крестьян Иванович. Я хочу сказать, Крестьян Иванович, что я иду
своей дорогой, особой дорогой. Крестьян Иванович. Я себе особо и, сколько мне кажется, ни от кого не завишу. Я, Крестьян Иванович, тоже гулять выхожу.
Хорошо бы узнать, на что именно метят все эти народы и каков-то будет их первый шаг…»
Господин Голядкин не мог долее вытерпеть,
бросил недокуренную трубку, оделся и пустился на службу, желая накрыть, если можно, опасность и во всем удостовериться
своим личным присутствием.
Несчастный
господин Голядкин-старший
бросил свой последний взгляд на всех и на все и, дрожа, как котенок, которого окатили холодной водой, — если позволят сравнение, — влез в карету; за ним тотчас же сел и Крестьян Иванович.
Неточные совпадения
Взгляд и улыбка у него были так приветливы, что сразу располагали в его пользу. Несмотря на
свои ограниченные средства, он имел вид щедрого
барина: так легко и радушно
бросал он сто рублей, как будто
бросал тысячи.
Она не только знает читать и писать, она знает по-французски, она, сирота, вероятно несущая в себе зародыши преступности, была воспитана в интеллигентной дворянской семье и могла бы жить честным трудом; но она
бросает своих благодетелей, предается
своим страстям и для удовлетворения их поступает в дом терпимости, где выдается от других
своих товарок
своим образованием и, главное, как вы слышали здесь,
господа присяжные заседатели, от ее хозяйки, умением влиять на посетителей тем таинственным, в последнее время исследованным наукой, в особенности школой Шарко, свойством, известным под именем внушения.
— А, черрт…
Брось ты
свою мельницу, — лепетал пьяный инженер, хватая Привалова за рукав. — Ей-богу,
брось… Ну ее к нелегкому!.. А мы тебя лучше женим…
Господа, давайте женим Сергея Александрыча; тогда все пойдет как по маслу.
Барин звонил. Камердинер
бросал свою пачку волос и входил.
— Не тронь ты меня! — тоскливо крикнула она, прижимая его голову к
своей груди. — Не говори ничего!
Господь с тобой, — твоя жизнь — твое дело! Но — не задевай сердца! Разве может мать не жалеть? Не может… Всех жалко мне! Все вы — родные, все — достойные! И кто пожалеет вас, кроме меня?.. Ты идешь, за тобой — другие, все
бросили, пошли… Паша!