Неточные совпадения
Эта новая женщина объявляла, что ей в полном смысле все равно будет, если он сейчас же и на
ком угодно женится, но что она приехала не позволить ему этот брак, и не позволить по злости, единственно потому, что ей так хочется, и что, следственно, так и быть должно, — «ну хоть для того, чтобы мне только посмеяться над тобой вволю, потому что теперь и я наконец смеяться
хочу».
— Гениальная мысль! — подхватил Фердыщенко. — Барыни, впрочем, исключаются, начинают мужчины; дело устраивается по жребию, как и тогда! Непременно, непременно!
Кто очень не
хочет, тот, разумеется, не рассказывает, но ведь надо же быть особенно нелюбезным! Давайте ваши жеребьи, господа, сюда, ко мне, в шляпу, князь будет вынимать. Задача самая простая, самый дурной поступок из всей своей жизни рассказать, — это ужасно легко, господа! Вот вы увидите! Если же
кто позабудет, то я тотчас берусь напомнить!
— Ба! Вы
хотите от человека слышать самый скверный его поступок и при этом блеска требуете! Самые скверные поступки и всегда очень грязны, мы сейчас это от Ивана Петровича услышим; да и мало ли что снаружи блестит и добродетелью
хочет казаться, потому что своя карета есть. Мало ли
кто свою карету имеет… И какими способами…
— Позвольте, Настасья Филипповна, — вскричал генерал в припадке рыцарского великодушия, —
кому вы говорите? Да я из преданности одной останусь теперь подле вас, и если, например, есть какая опасность… К тому же я, признаюсь, любопытствую чрезмерно. Я только насчет того
хотел, что они испортят ковры и, пожалуй, разобьют что-нибудь… Да и не надо бы их совсем, по-моему, Настасья Филипповна!
— А сдержал-таки слово, каков! Садитесь, пожалуйста, вот тут, вот на этот стул; я вам потом скажу что-нибудь.
Кто с вами? Вся давешняя компания? Ну, пусть войдут и сядут; вон там на диване можно, вот еще диван. Вот там два кресла… что же они, не
хотят, что ли?
— Вы точно меня себе присвоили, что держите под замком, — протестовал князь, — по крайней мере на даче-то я
хочу, чтобы было иначе, и будьте уверены, что буду принимать
кого угодно и выходить куда угодно.
— А я говорю А. Н. Б., и так
хочу говорить, — с досадой перебила Аглая, — как бы то ни было, а ясное дело, что этому бедному рыцарю уже всё равно стало:
кто бы ни была и что бы ни сделала его дама.
Кто бы ни были ваши свидетели,
хотя бы и ваши друзья, но так как они не могут не согласиться с правом Бурдовского (потому что оно, очевидно, математическое), то даже еще и лучше, что эти свидетели — ваши друзья; еще очевиднее представится истина.
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь,
хотя ни у
кого не прошу прощенья! Ни у
кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то прости, если, впрочем,
хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
Я, может быть, впрочем, не знаю… потому что сбиваюсь, но во всяком случае,
кто, кроме вас, мог остаться… по просьбе мальчика (ну да, мальчика, я опять сознаюсь) провести с ним вечер и принять… во всем участие и… с тем… что на другой день стыдно… (я, впрочем, согласен, что не так выражаюсь), я все это чрезвычайно хвалю и глубоко уважаю,
хотя уже по лицу одному его превосходительства, вашего супруга, видно, как всё это для него неприятно…
Сомнения нет, что семейные мучения ее были неосновательны, причину имели ничтожную и до смешного были преувеличены; но если у
кого бородавка на носу или на лбу, то ведь так и кажется, что всем только одно было и есть на свете, чтобы смотреть на вашу бородавку, над нею смеяться и осуждать вас за нее,
хотя бы вы при этом открыли Америку.
Кто из русских людей скажет, напишет или сделает что-нибудь свое, свое неотъемлемое и незаимствованное, тот неминуемо становится национальным,
хотя бы он и по-русски плохо говорил.
— Я, господа, никого не принуждаю, опять-таки;
кто не
хочет, тот может и удалиться.
Но если я и не признаю суда над собой, то все-таки знаю, что меня будут судить, когда я уже буду ответчиком глухим и безгласным. Не
хочу уходить, не оставив слова в ответ, — слова свободного, а не вынужденного, — не для оправдания, — о нет! просить прощения мне не у
кого и не в чем, — а так, потому что сам желаю того.
Я не
хочу краснеть ни пред ними, ни пред князем Щ., ни пред Евгением Павлычем, ни перед
кем, а потому и выбрала вас.
— Видите, Лукьян Тимофеич, тут страшное дело в ошибке. Этот Фердыщенко… я бы не желал говорить про него дурного… но этот Фердыщенко… то есть,
кто знает, может быть, это и он!.. Я
хочу сказать, что, может быть, он и в самом деле способнее к тому, чем… чем другой.
«Когда вы развернете это письмо (так начиналось первое послание), вы прежде всего взглянете на подпись. Подпись всё вам скажет и всё разъяснит, так что мне нечего пред вами оправдываться и нечего вам разъяснять. Будь я хоть сколько-нибудь вам равна, вы бы могли еще обидеться такою дерзостью; но
кто я и
кто вы? Мы две такие противоположности, и я до того пред вами из ряду вон, что я уже никак не могу вас обидеть, даже если б и
захотела».
— К чему снисхождение? К
кому? — вспыхнул Ганя, — к его мерзостям? Нет, уж как
хочешь, этак нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя! И какая манера: сам виноват и еще пуще куражится. «Не
хочу в ворота, разбирай забор!..» Что ты такая сидишь? На тебе лица нет?
— А я и не примечаю-с, хе-хе! И представьте себе, многоуважаемый князь, —
хотя предмет и не достоин такого особенного внимания вашего, всегда-то карманы у меня целехоньки, а тут вдруг в одну ночь такая дыра! Стал высматривать любопытнее, как бы перочинным ножичком
кто прорезал; невероятно почти-с.
—
Кто мог страдать больше, стало быть, и достоин страдать больше. Аглая Ивановна, когда прочла вашу исповедь,
хотела вас видеть, но…
Марфа Никитишна, кажется, в монастырь
хотела пойти; впрочем, не утверждаю; может, я о другом о
ком слышал… да, это я про докторшу намедни слышал…»
— Конечно, меня! Меня боитесь, если решились ко мне прийти.
Кого боишься, того не презираешь. И подумать, что я вас уважала, даже до этой самой минуты! А знаете, почему вы боитесь меня и в чем теперь ваша главная цель? Вы
хотели сами лично удостовериться: больше ли он меня, чем вас, любит, или нет, потому что вы ужасно ревнуете…