Неточные совпадения
Правда, тут
уже не все были розы, но было зато и много такого, на чем давно
уже начали серьезно и сердечно сосредоточиваться главнейшие надежды и
цели его превосходительства.
Я бы тогда каждую минуту в
целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал,
уж ничего бы даром не истратил!» Он говорил, что эта мысль у него наконец в такую злобу переродилась, что ему
уж хотелось, чтоб его поскорей застрелили.
Тут я ей дал восемь франков и сказал ей, чтоб она берегла, потому что у меня больше
уж не будет, а потом
поцеловал ее и сказал, чтоб она не думала, что у меня какое-нибудь нехорошее намерение, и что
целую я ее не потому, что влюблен в нее, а потому, что мне ее очень жаль, и что я с самого начала ее нисколько за виноватую не почитал, а только за несчастную.
Я
поцеловал Мари еще за две недели до того, как ее мать умерла; когда же пастор проповедь говорил, то все дети были
уже на моей стороне.
Вообще
целую неделю она продолжала находиться в довольно ясном настроении духа, чего давно
уже не было.
Да, он
уже и был на Петербургской, он был близко от дома; ведь не с прежнею же
целью теперь он идет туда, ведь не с «особенною же идеей»!
На другой день она прождала
целое утро; ждали к обеду, к вечеру, и когда
уже совершенно смерклось, Лизавета Прокофьевна рассердилась на всё и перессорилась со всеми, разумеется, в мотивах ссоры ни слова не упоминая о князе.
В результате Лизавета Прокофьевна торжествовала, но во всяком случае Коле крепко досталось: «То по
целым дням здесь вертится и не выживешь, а тут хоть бы знать-то дал, если
уж сам не рассудил пожаловать».
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у князя — было застать кругом него
целую компанию гостей, не говоря
уже о том, что в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала найти.
— Да он иначе и не говорит, как из книжек, — подхватил Евгений Павлович, —
целыми фразами из критических обозрений выражается. Я давно имею удовольствие знать разговор Николая Ардалионовича, но на этот раз он говорит не из книжки. Николай Ардалионович явно намекает на мой желтый шарабан с красными колесами. Только я
уж его променял, вы опоздали.
Между тем его сын, родившийся
уже в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери, тем не менее в свое время умершим, остался совершенно при одних своих средствах и с болезненною, страдающею, без ног, матерью в одной из отдаленных губерний; сам же в столице добывал деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и тем содержал себя сначала в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея в виду дальнейшую
цель.
Что же касается до некоторых неточностей, так сказать, гипербол, то согласитесь и в том, что прежде всего инициатива важна, прежде всего
цель и намерение; важен благодетельный пример, а
уже потом будем разбирать частные случаи, и, наконец, тут слог, тут, так сказать, юмористическая задача, и, наконец, — все так пишут, согласитесь сами!
Остановить ее нет никакой возможности, когда она убеждена в своей
цели!» Это
уже князь знал по опыту.
Вокруг нее
уже собралась
целая толпа старых и молодых искателей; коляску сопровождают иногда верховые.
Поздно вечером, часу
уже в одиннадцатом, явился Коля с
целым коробом известий.
На другой день князь по одному неотлагаемому делу
целое утро пробыл в Петербурге. Возвращаясь в Павловск
уже в пятом часу пополудни, он сошелся в воксале железной дороги с Иваном Федоровичем. Тот быстро схватил его за руку, осмотрелся кругом, как бы в испуге, и потащил князя с собой в вагон первого класса, чтоб ехать вместе. Он сгорал желанием переговорить о чем-то важном.
Хотя в наглом приставании, в афишевании знакомства и короткости, которых не было, заключалась непременно
цель, и в этом
уже не могло быть теперь никакого сомнения, — но Евгений Павлович думал сначала отделаться как-нибудь так, и во что бы ни стало не заметить обидчицы.
— Пуля попала так низко, что, верно, Дантес
целил куда-нибудь выше, в грудь или в голову; а так, как она попала, никто не
целит, стало быть, скорее всего пуля попала в Пушкина случайно,
уже с промаха. Мне это компетентные люди говорили.
— А вы
уж и минуты считали, пока я спал, Евгений Павлыч, — подхватил он насмешливо, — вы
целый вечер от меня не отрывались, я видел…
Не верю я этому; и гораздо
уж вернее предположить, что тут просто понадобилась моя ничтожная жизнь, жизнь атома, для пополнения какой-нибудь всеобщей гармонии в
целом, для какого-нибудь плюса и минуса, для какого-нибудь контраста и прочее, и прочее, точно так же, как ежедневно надобится в жертву жизнь множества существ, без смерти которых остальной мир не может стоять (хотя надо заметить, что это не очень великодушная мысль сама по себе).
Есть в крайних случаях та степень последней цинической откровенности, когда нервный человек, раздраженный и выведенный из себя, не боится
уже ничего и готов хоть на всякий скандал, даже рад ему; бросается на людей, сам имея при этом не ясную, но твердую
цель непременно минуту спустя слететь с колокольни и тем разом разрешить все недоумения, если таковые при этом окажутся.
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна
целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я
уже всё понимаю, все слова, что я
уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
Она сделала свой первый практический шаг с чрезвычайною решимостью, выйдя замуж за господина Птицына; но, выходя замуж, она вовсе не говорила себе: «Подличать, так
уж подличать, лишь бы
цели достичь», — как не преминул бы выразиться при таком случае Гаврила Ардалионович (да чуть ли и не выразился даже при ней самой, когда одобрял ее решение как старший брат).
Я несколько раз поднимал этот стул и переставлял, так что бумажник
уже совсем на виду оказывался, но генерал никак не замечал, и так продолжалось
целые сутки.
Аглая отвернула свое счастливое и заплаканное личико от мамашиной груди, взглянула на папашу, громко рассмеялась, прыгнула к нему, крепко обняла его и несколько раз
поцеловала. Затем опять бросилась к мамаше и совсем
уже спряталась лицом на ее груди, чтоб
уж никто не видал, и тотчас опять заплакала. Лизавета Прокофьевна прикрыла ее концом своей шали.
Впрочем, всё это и «весь скандал» могли бы разрешиться самым обыкновенным и естественным способом, может быть, даже чрез минуту; удивленный чрезвычайно, но раньше прочих спохватившийся, Иван Федорович
уже несколько раз пробовал было остановить князя; не достигнув успеха, он пробирался теперь к нему с
целями твердыми и решительными.
Наутро, еще до пробуждения ее, являлись еще два посланные к Дарье Алексеевне от князя, и
уже третьему посланному поручено было передать, что «около Настасьи Филипповны теперь
целый рой модисток и парикмахеров из Петербурга, что вчерашнего и следу нет, что она занята, как только может быть занята своим нарядом такая красавица пред венцом, и что теперь, именно в сию минуту, идет чрезвычайный конгресс о том, что именно надеть из бриллиантов и как надеть?» Князь успокоился совершенно.
Вера обещалась; князь начал с жаром просить ее никому об этом не сообщать; она пообещалась и в этом, и, наконец, когда
уже совсем отворила дверь, чтобы выйти, князь остановил ее еще в третий раз, взял за руки,
поцеловал их, потом
поцеловал ее самое в лоб и с каким-то «необыкновенным» видом выговорил ей: «До завтра!» Так по крайней мере передавала потом Вера.
Летний, пыльный, душный Петербург давил его как в тисках; он толкался между суровым или пьяным народом, всматривался без
цели в лица, может быть, прошел гораздо больше, чем следовало; был
уже совсем почти вечер, когда он вошел в свой нумер.