Неточные совпадения
— Слышали, — скажут мне, — не новость. Всякий фатер
в Германии повторяет это своим детям, а между тем ваш Ротшильд (то
есть покойный Джемс Ротшильд, парижский, я о нем говорю)
был всего только один, а фатеров мильоны.
— Ребенок (девочка) родился за месяц или за шесть недель раньше сроку,
был помещен где-то
в Германии же, но потом Версиловым взят обратно и теперь где-то
в России, может
быть в Петербурге.
— Вы говорите об какой-то «тяготеющей связи»… Если это с Версиловым и со мной, то это, ей-Богу, обидно. И наконец, вы говорите: зачем он сам не таков, каким
быть учит, — вот ваша логика! И во-первых, это — не логика, позвольте мне это вам доложить, потому что если б он
был и не таков, то все-таки мог бы проповедовать истину… И наконец, что это за слово «проповедует»? Вы говорите: пророк. Скажите, это вы его назвали «бабьим пророком»
в Германии?
Там
была брань и логика; там француз
был всего только французом, а немец всего только немцем, и это с наибольшим напряжением, чем во всю их историю; стало
быть, никогда француз не повредил столько Франции, а немец своей
Германии, как
в то именно время!
— Да я
был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в столицах, а в фабричных городах, и много видел нового. И рад, что был.
— Пороть надобно не его, а — вас, гражданин, — спокойно ответил ветеринар, не взглянув на того, кто сказал, да и ни на кого не глядя. — Вообще доведено крестьянство до такого ожесточения, что не удивительно будет, если возникнет у нас крестьянская война, как
было в Германии.
В 1835 году сослали нас; через пять лет мы возвратились, закаленные испытанным. Юношеские мечты сделались невозвратным решением совершеннолетних. Это было самое блестящее время Станкевичева круга. Его самого я уже не застал, — он
был в Германии; но именно тогда статьи Белинского начинали обращать на себя внимание всех.
Неточные совпадения
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно
в доверенность и рассказал с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно
было дать понять простому мужику, что
есть высшие побуждения, которые доставляют человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно
было бороться с невежеством русского мужика, чтобы одеть его
в немецкие штаны и заставить почувствовать, хотя сколько-нибудь, высшее достоинство человека; что баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор> не мог заставить надеть корсет, тогда как
в Германии, где он стоял с полком
в 14-м году, дочь мельника умела играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
— Забыл я: Иван писал мне, что он с тобой разошелся. С кем же ты живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван —
в Германии, говоришь? Почему же не
в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый
был. Но —
в принципах не крепок. Это все знали.
— Более чем скучно!
Есть что-то безнадежное
в этой пустынности. Совершенно непонятны жалобы крестьян на недостаток земли; никогда во Франции,
в Германии не видел я столько пустых пространств.
— Вот:
в Англии — трэд-юнионы, Франция склоняется к синдикализму, социал-демократия
Германии глубоко государственна и национальна, а — мы? А — что
будет у нас? Я — вот о чем!
— Ну, а — Дмитрий? — спрашивала она. — Рабочий вопрос изучает? О, боже! Впрочем, я так и думала, что он займется чем-нибудь
в этом роде. Тимофей Степанович убежден, что этот вопрос раздувается искусственно.
Есть люди, которым кажется, что это
Германия, опасаясь роста нашей промышленности, ввозит к нам рабочий социализм. Что говорит Дмитрий об отце? За эти восемь месяцев — нет, больше! — Иван Акимович не писал мне…