Неточные совпадения
Две недели назад я ровно четыре дня просидел над работой, которую он же мне и
передал: переписать с черновой, а вышло
почти пересочинить.
— Ах, Господи, какое с его стороны великодушие! — крикнула Татьяна Павловна. — Голубчик Соня, да неужели ты все продолжаешь говорить ему вы? Да кто он такой, чтоб ему такие
почести, да еще от родной своей матери! Посмотри, ведь ты вся законфузилась
перед ним, срам!
Последняя отметка сделана была в дневнике
перед самым выстрелом, и он замечает в ней, что пишет
почти в темноте, едва разбирая буквы; свечку же зажечь не хочет, боясь оставить после себя пожар.
— Слово «
честь» значит долг, — говорил он (я
передаю лишь смысл и сколько запомню).
Особенно усилилось ее неудовольствие на меня за последнее время: она видеть не могла моего франтовского платья, а Лиза
передавала мне, что с ней
почти случился припадок, когда она узнала, что у меня лихач-извозчик.
Наконец,
почти прямо вывел
перед нею всю «неразумность» ее любви, всю упрямую насильственность этой любви.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается
почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает
перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
Я не нашел нужным скрывать и,
почти в раздражении на Версилова,
передал все о вчерашнем письме к нему Катерины Николаевны и об эффекте письма, то есть о воскресении его в новую жизнь. К удивлению моему, факт письма ее нимало не удивил, и я догадался, что она уже о нем знала.
Когда Татьяна Павловна
перед тем вскрикнула: «Оставь образ!» — то выхватила икону из его рук и держала в своей руке Вдруг он, с последним словом своим, стремительно вскочил, мгновенно выхватил образ из рук Татьяны и, свирепо размахнувшись, из всех сил ударил его об угол изразцовой печки. Образ раскололся ровно на два куска… Он вдруг обернулся к нам, и его бледное лицо вдруг все покраснело,
почти побагровело, и каждая черточка в лице его задрожала и заходила...
Обо всем же том, что произойдет со мной завтра здесь, как меня поставят
перед начальством и что со мной сделают, — я
почти и думать забыл.
Он однажды бросился на колени
перед почти незнакомой ему барыней, которая приставала к нему с угощением, и начал слезно, но с написанной на лице яростью умолять ее, чтобы она его пощадила, что он ничем перед ней не провинился и вперед у ней никогда не будет.
Князь Сергей Сергеевич
передал почти дословно разговор свой с княжной Полторацкой, разговор, каждое слово которого глубоко и болезненно запечатлелось в его памяти. Граф Петр Игнатьевич слушал внимательно своего друга, медленно ходя из угла в угол комнаты, пол комнаты был устлан мягким ковром, заглушавшим шум шагов. Когда князь кончил, граф выразил свое мнение не сразу.
Неточные совпадения
Как мала душа того, кто за безделицу вызовет на дуэль,
перед тем, кто вступится за отсутствующего, которого
честь при нем клеветники терзают!
Тем не менее когда Угрюм-Бурчеев изложил свой бред
перед начальством, то последнее не только не встревожилось им, но с удивлением, доходившим
почти до благоговения, взглянуло на темного прохвоста, задумавшего уловить вселенную.
Поэтому
почти наверное можно утверждать, что он любил амуры для амуров и был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти последние лишь для ограждения себя
перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени до времени спрашивать: не пора ли начать войну?
Минуты этой задумчивости были самыми тяжелыми для глуповцев. Как оцепенелые застывали они
перед ним, не будучи в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась в этом взоре, и тайна эта тяжелым,
почти свинцовым пологом нависла над целым городом.
— Ну, ребята, держись! — сказал Тит и
почти рысью пошел
передом.