Неточные совпадения
Путь же взял он по направлению к Васильевскому острову через В—й проспект, как будто торопясь туда
за делом, но, по обыкновению своему, шел, не замечая дороги, шепча
про себя и даже говоря вслух с собою,
чем очень удивлял прохожих.
Он точно цеплялся
за все и холодно усмехнулся, подумав это, потому
что уж наверно решил
про контору и твердо знал,
что сейчас все кончится.
За дверью послышались, впрочем, голоса
про больницу и
что здесь не след беспокоить напрасно.
— Эх, батюшка! Слова да слова одни! Простить! Вот он пришел бы сегодня пьяный, как бы не раздавили-то, рубашка-то на нем одна, вся заношенная, да в лохмотьях, так он бы завалился дрыхнуть, а я бы до рассвета в воде полоскалась, обноски бы его да детские мыла, да потом высушила бы
за окном, да тут же, как рассветет, и штопать бы села, — вот моя и ночь!.. Так
чего уж тут
про прощение говорить! И то простила!
Мне надо быть на похоронах того самого раздавленного лошадьми чиновника,
про которого вы… тоже знаете… — прибавил он, тотчас же рассердившись
за это прибавление, а потом тотчас же еще более раздражившись, — мне это все надоело-с, слышите ли, и давно уже… я отчасти от этого и болен был… одним словом, — почти вскрикнул он, почувствовав,
что фраза о болезни еще более некстати, — одним словом: извольте или спрашивать меня, или отпустить сейчас же… а если спрашивать, то не иначе как по форме-с!
Про Николая он и рассуждать не брался: он чувствовал,
что поражен;
что в признании Николая есть что-то необъяснимое, удивительное,
чего теперь ему не понять ни
за что.
— Обидно стало. Как вы изволили тогда приходить, может, во хмелю, и дворников в квартал звали, и
про кровь спрашивали, обидно мне стало,
что втуне оставили и
за пьяного вас почли. И так обидно,
что сна решился. А запомнивши адрес, мы вчера сюда приходили и спрашивали…
Да и
что за охота всю жизнь мимо всего проходить и от всего отвертываться,
про мать забыть, а сестрину обиду, например, почтительно перенесть?
— Да вы… да
что же вы теперь-то все так говорите, — пробормотал, наконец, Раскольников, даже не осмыслив хорошенько вопроса. «Об
чем он говорит, — терялся он
про себя, — неужели же в самом деле
за невинного меня принимает?»
Ну, однако ж,
что может быть между ними общего? Даже и злодейство не могло бы быть у них одинаково. Этот человек очень к тому же был неприятен, очевидно, чрезвычайно развратен, непременно хитер и обманчив, может быть, очень зол.
Про него ходят такие рассказы. Правда, он хлопотал
за детей Катерины Ивановны; но кто знает, для
чего и
что это означает? У этого человека вечно какие-то намерения и проекты.
— Сильно подействовало! — бормотал
про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте,
что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его
за границу? У меня есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того,
что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так
что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну,
что с вами? Как вы себя чувствуете?
Неточные совпадения
Еремеевна. Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски ему не вцепился. А ни
за что… ни
про что…
— Мы не
про то говорим, чтоб тебе с богом спорить, — настаивали глуповцы, — куда тебе, гунявому, на́бога лезти! а ты вот
что скажи:
за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
Вронскому было сначала неловко
за то,
что он не знал и первой статьи о Двух Началах,
про которую ему говорил автор как
про что-то известное.
Несмотря на всё это, к концу этого дня все,
за исключением княгини, не прощавшей этот поступок Левину, сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно дети после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так
что вечером
про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как
про давнишнее событие.
На Царицынской станции поезд был встречен стройным хором молодых людей, певших: «Славься». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергей Иванович не обращал на них внимания; он столько имел дел с добровольцами,
что уже знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же,
за своими учеными занятиями не имевший случая наблюдать добровольцев, очень интересовался ими и расспрашивал
про них Сергея Ивановича.