Неточные совпадения
Николай Сергеич с негодованием отвергал этот слух, тем
более что Алеша чрезвычайно любил своего отца, которого не знал в продолжение
всего своего детства
и отрочества; он говорил об нем с восторгом, с увлечением; видно было, что он вполне подчинился его влиянию.
Я рассказал ей
всю нашу историю: как ты бросила для меня свой дом, как мы жили одни, как мы теперь мучаемся, боимся
всего и что теперь мы прибегаем к ней (я
и от твоего имени говорил, Наташа), чтоб она сама взяла нашу сторону
и прямо сказала бы мачехе, что не хочет идти за меня, что в этом
все наше спасение
и что нам
более нечего ждать ниоткуда.
— А как я-то счастлив! Я
более и более буду узнавать вас! но… иду!
И все-таки я не могу уйти, чтоб не пожать вашу руку, — продолжал он, вдруг обращаясь ко мне. — Извините! Мы
все теперь говорим так бессвязно… Я имел уже несколько раз удовольствие встречаться с вами,
и даже раз мы были представлены друг другу. Не могу выйти отсюда, не выразив, как бы мне приятно было возобновить с вами знакомство.
— Слушай, Маслобоев! Братское твое предложение ценю, но ничего не могу теперь отвечать, а почему — долго рассказывать. Есть обстоятельства. Впрочем, обещаюсь:
все расскажу тебе потом, по-братски. За предложение благодарю: обещаюсь, что приду к тебе
и приду много раз. Но вот в чем дело: ты со мной откровенен, а потому
и я решаюсь спросить у тебя совета, тем
более что ты в этих делах мастак.
Жест его был как-то выделанно удалой, а вместе с тем в настоящую минуту он, видимо, сдерживал себя,
всего более желая себе придать вид чрезвычайной деловитости
и солидности.
Но
более всего заботила меня Наташа
и ее дела.
— Ко всякому мужику, — нетерпеливо отвечала она,
все злее
и более потупляясь. Она была приметно вспыльчива.
— Но так увлекаться невозможно, тут что-нибудь да есть,
и только что он приедет, я заставлю его объяснить это дело. Но
более всего меня удивляет, что вы как будто
и меня в чем-то обвиняете, тогда как меня даже здесь
и не было. А впрочем, Наталья Николаевна, я вижу, вы на него очень сердитесь, —
и это понятно! Вы имеете на то
все права,
и…
и… разумеется, я первый виноват, ну хоть потому только, что я первый подвернулся; не правда ли? — продолжал он, обращаясь ко мне с раздражительною усмешкою.
— С величайшим удовольствием, — отвечал князь, —
и позвольте мне прибавить от
всей души, что я редко в ком встречал
более благоразумного
и ясного взгляда на такие дела… Но вот, кажется,
и Алеша.
В этом взгляде выражалось тоже много ума, но
более всего доброты
и веселости.
Эта детскость ее, ее яркий ум
и в то же время некоторый недостаток рассудка —
все это было как-то
более сродни для Алеши.
И много еще мы говорили с ней. Она мне рассказала чуть не
всю свою жизнь
и с жадностью слушала мои рассказы.
Все требовала, чтоб я
всего более рассказывал ей про Наташу
и про Алешу. Было уже двенадцать часов, когда князь подошел ко мне
и дал знать, что пора откланиваться. Я простился. Катя горячо пожала мне руку
и выразительно на меня взглянула. Графиня просила меня бывать; мы вышли вместе с князем.
—
Более всего надо беречь свое здоровье, — говорил он догматическим тоном, —
и во-первых,
и главное, для того чтоб остаться в живых, а во-вторых, чтобы всегда быть здоровым
и, таким образом, достигнуть счастия в жизни. Если вы имеете, мое милое дитя, какие-нибудь горести, то забывайте их или лучше
всего старайтесь о них не думать. Если же не имеете никаких горестей, то… также о них не думайте, а старайтесь думать об удовольствиях… о чем-нибудь веселом, игривом…
«Что с ней, что с ней!» — подумал я,
и вся душа перевернулась во мне. Нелли замолчала
и более во
весь вечер не сказала ни слова. Когда же я ушел, она заплакала, плакала
весь вечер, как донесла мне Александра Семеновна,
и так
и уснула в слезах. Даже ночью, во сне, она плакала
и что-то ночью говорила в бреду.
Она плакала, обнимала
и целовала его, целовала ему руки
и убедительно, хотя
и бессвязно, просила его, чтоб он взял ее жить к себе; говорила, что не хочет
и не может
более жить со мной, потому
и ушла от меня; что ей тяжело; что она уже не будет
более смеяться над ним
и говорить об новых платьях
и будет вести себя хорошо, будет учиться, выучится «манишки ему стирать
и гладить» (вероятно, она сообразила
всю свою речь дорогою, а может быть,
и раньше)
и что, наконец, будет послушна
и хоть каждый день будет принимать какие угодно порошки.
Разумеется, он хлопотал
всего более о том, чтоб Алеша остался им доволен
и продолжал его считать нежным отцом; а это ему было очень нужно для удобнейшего овладения впоследствии Катиными деньгами.
Именно: что старик не в силах
более жить без Наташи
и что положительно можно сказать о необходимости скорого их примирения; но что, однако же,
все зависит от обстоятельств.
Старик, видимо, ожидал не того об Азорке
и все больше
и больше хмурился. Он уж не расспрашивал
более ничего.
Неточные совпадения
Он с холодною кровью усматривает
все степени опасности, принимает нужные меры, славу свою предпочитает жизни; но что
всего более — он для пользы
и славы отечества не устрашается забыть свою собственную славу.
На небе было
всего одно облачко, но ветер крепчал
и еще
более усиливал общие предчувствия.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них
более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду
всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как
и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так
и остолбенели.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар
и, дабы сделать вид его
более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник
и прелюбодей. В довершение
всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что
и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут
и кокотки,
и кокодессы,
и даже тетерева —
и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны
и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что
всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз
и весь Глупов.