А мне-то хоть бы на портрет ее поглядеть; иной раз поплачу, на него глядя, — все легче станет, а
в другой раз, когда одна остаюсь, не нацелуюсь, как будто ее самое целую; имена нежные ей прибираю да и на ночь-то каждый раз перекрещу.
Наташу, против ожидания, я застал опять одну, и — странное дело, мне показалось, что она вовсе не так была мне в этот раз рада, как вчера и вообще
в другие разы. Как будто я ей в чем-нибудь досадил или помешал. На мой вопрос: был ли сегодня Алеша? — она отвечала: разумеется, был, но недолго. Обещался сегодня вечером быть, — прибавила она, как бы в раздумье.
Неточные совпадения
Они читали, курили и только изредка,
в полчаса
раз, сообщали
друг другу, отрывочно и вполголоса, какую-нибудь новость из Франкфурта да еще какой-нибудь виц или шарфзин [остроту (нем.).] знаменитого немецкого остроумца Сафира; после чего с удвоенною национальною гордостью вновь погружались
в чтение.
Я думал, они вскрикнут и бросятся
друг другу в объятия, как это уже несколько
раз прежде бывало при подобных же примирениях.
— Ваня, — отвечал он, — ты знаешь, что я не позволяю никому
в разговорах со мною касаться некоторых пунктов; но для теперешнего
раза делаю исключение, потому что ты своим ясным умом тотчас же догадался, что обойти этот пункт невозможно. Да, у меня есть
другая цель. Эта цель: спасти мою погибшую дочь и избавить ее от пагубного пути, на который ставят ее теперь последние обстоятельства.
И когда я воображал себе это, мне вдруг подумалось: вот я на одно мгновение буду просить тебя у бога, а между тем была же ты со мною шесть месяцев и
в эти шесть месяцев сколько
раз мы поссорились, сколько дней мы не говорили
друг с
другом!
Наташа плакала. Они крепко обнялись
друг с
другом, и Алеша еще
раз поклялся ей, что никогда ее не оставит. Затем он полетел к отцу. Он был
в твердой уверенности, что все уладит, все устроит.
— Слава богу! Ведь мне это сто
раз в голову приходило. Да я все как-то не смел вам сказать. Вот и теперь выговорю. А ведь это очень трудно тыговорить. Это, кажется, где-то у Толстого хорошо выведено: двое дали
друг другу слово говорить ты, да и никак не могут и все избегают такие фразы,
в которых местоимения. Ах, Наташа! Перечтем когда-нибудь «Детство и отрочество»; ведь как хорошо!
— Мне сегодня очень весело! — вскричал он, — и, право, не знаю почему. Да, да, мой
друг, да! Я именно об этой особе и хотел говорить. Надо же окончательно высказаться, договоритьсядо чего-нибудь, и надеюсь, что
в этот
раз вы меня совершенно поймете. Давеча я с вами заговорил об этих деньгах и об этом колпаке-отце, шестидесятилетнем младенце… Ну! Не стоит теперь и поминать. Я ведь это такговорил! Ха-ха-ха, ведь вы литератор, должны же были догадаться…
Видно только было, что горячее чувство, заставившее его схватить перо и написать первые, задушевные строки, быстро, после этих первых строк, переродилось
в другое: старик начинал укорять дочь, яркими красками описывал ей ее преступление, с негодованием напоминал ей о ее упорстве, упрекал
в бесчувственности,
в том, что она ни
разу, может быть, и не подумала, что сделала с отцом и матерью.
— Сейчас, Ваня, сейчас, мой добрый
друг. Дай мне поговорить и припомнить немного… Я теперь как разбитая… Завтра
в последний
раз его увижу,
в десять часов…
в последний!
Решили, что я останусь ночевать. Старик обделал дело. Доктор и Маслобоев простились и ушли. У Ихменевых ложились спать рано,
в одиннадцать часов. Уходя, Маслобоев был
в задумчивости и хотел мне что-то сказать, но отложил до
другого раза. Когда же я, простясь с стариками, поднялся
в свою светелку, то, к удивлению моему, увидел его опять. Он сидел
в ожидании меня за столиком и перелистывал какую-то книгу.
Неточные совпадения
Одно плохо: иной
раз славно наешься, а
в другой чуть не лопнешь с голоду, как теперь, например.
Хлестаков. Это правда. Я, признаюсь, сам люблю иногда заумствоваться: иной
раз прозой, а
в другой и стишки выкинутся.
Бросились они все
разом в болото, и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и видят: на
другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Начались драки, бесчинства и увечья; ходили
друг против дружки и
в одиночку и стена на стену, и всего больше страдал от этой ненависти город, который очутился как
раз посередке между враждующими лагерями.
На первый
раз разговор не имел
других последствий, но мысль о поросячьих духах глубоко запала
в душу предводителя.