Неточные совпадения
Старик с минуту глядел на него, как пораженный, как будто
не понимая, что Азорка уже умер; потом тихо склонился к бывшему слуге и
другу и прижал свое бледное лицо к его мертвой морде.
— Конфет? Что ж, это очень мило и простодушно. Ах, какие вы оба! Вот уж и пошли теперь наблюдать
друг за
другом, шпионить, лица
друг у
друга изучать, тайные мысли на них читать (а ничего-то вы в них и
не понимаете!). Еще он ничего. Он веселый и школьник по-прежнему. А ты-то, ты-то!
— Мне сегодня очень весело! — вскричал он, — и, право,
не знаю почему. Да, да, мой
друг, да! Я именно об этой особе и хотел говорить. Надо же окончательно высказаться, договоритьсядо чего-нибудь, и надеюсь, что в этот раз вы меня совершенно
поймете. Давеча я с вами заговорил об этих деньгах и об этом колпаке-отце, шестидесятилетнем младенце… Ну!
Не стоит теперь и поминать. Я ведь это такговорил! Ха-ха-ха, ведь вы литератор, должны же были догадаться…
Я вас
понимаю с полуслова, mon ami [
друг мой (франц.)], но вы и
не подозреваете, как близко мы коснемся к делу, если заговорим теперь об вас и если, разумеется, вы меня
не прервете.
— Да высказывать-то нечего. Мне именно хотелось знать, что бы вы сказали, если б вам кто-нибудь из
друзей ваших, желающий вам основательного, истинного счастья,
не эфемерного какого-нибудь, предложил девушку, молоденькую, хорошенькую, но… уже кое-что испытавшую; я говорю аллегорически, но вы меня
понимаете, ну, вроде Натальи Николаевны, разумеется, с приличным вознаграждением… (Заметьте, я говорю о постороннем, а
не о нашемделе); ну, что бы вы сказали?
— Вы бы
не были молодым моим
другом, если б отвечали иначе! Я так и знал, что вы это скажете. Ха, ха, ха! Подождите, mon ami, поживете и
поймете, а теперь вам еще нужно пряничка. Нет, вы
не поэт после этого: эта женщина
понимала жизнь и умела ею воспользоваться.
Я чувствую, что я отвлекусь от рассказа, но в эту минуту мне хочется думать об одной только Нелли. Странно: теперь, когда я лежу на больничной койке один, оставленный всеми, кого я так много и сильно любил, — теперь иногда одна какая-нибудь мелкая черта из того времени, тогда часто для меня
не приметная и скоро забываемая, вдруг приходя на память, внезапно получает в моем уме совершенно
другое значение, цельное и объясняющее мне теперь то, чего я даже до сих пор
не умел
понять.
— Что с ним делать теперь! И как он мог оставить вас для меня,
не понимаю! — воскликнула Катя. — Вот как теперь увидала вас и
не понимаю! — Наташа
не отвечала и смотрела в землю. Катя помолчала немного и вдруг, поднявшись со стула, тихо обняла ее. Обе, обняв одна
другую, заплакали. Катя села на ручку кресел Наташи,
не выпуская ее из своих объятий, и начала целовать ее руки.
— Вы
поняли, — продолжал он, — что, став женою Алеши, могли возбудить в нем впоследствии к себе ненависть, и у вас достало благородной гордости, чтоб сознать это и решиться… но — ведь
не хвалить же я вас приехал. Я хотел только заявить перед вами, что никогда и нигде
не найдете вы лучшего
друга, как я. Я вам сочувствую и жалею вас. Во всем этом деле я принимал невольное участие, но — я исполнял свой долг. Ваше прекрасное сердце
поймет это и примирится с моим… А мне было тяжелее вашего, поверьте!
Но эта тягость быстро исчезла: я
понял, что в ней совсем
другое желание, что она простолюбит меня, любит бесконечно,
не может жить без меня и
не заботиться о всем, что до меня касается, и я думаю, никогда сестра
не любила до такой степени своего брата, как Наташа любила меня.
Неточные совпадения
Они сами
не понимали, что делают, и даже
не вопрошали
друг друга, точно ли это наяву происходит.
На первых порах глуповцы, по старой привычке, вздумали было обращаться к нему с претензиями и жалобами
друг на
друга, но он даже
не понял их.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего
не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря
другими словами, Фердыщенко
понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам
не вполне уверен, точно ли его за эту правду
не посекут.
Бригадир
понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего
другого не остается, как спрятаться в архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками. В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и
не обещались ли они
другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала слова молитвы, желая
понять их смысл, но
не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.