Неточные совпадения
И хотя Николай Сергеич становился иногда чрезвычайно угрюм, тем не менее оба они, даже на два
часа, не могли расстаться друг
с другом без тоски и без боли.
Я сообщил ей, что у Наташи
с Алешей действительно как будто идет на разрыв и что это серьезнее, чем прежние их несогласия; что Наташа прислала мне вчера записку, в которой умоляла меня прийти к ней сегодня вечером, в девять
часов, а потому я даже и не предполагал сегодня заходить к ним; завел же меня сам Николай Сергеич.
— Счастье в том, что мы
с ней целых два
часа оставались одни.
— Мой приход к вам в такой
час и без доклада — странен и вне принятых правил; но я надеюсь, вы поверите, что, по крайней мере, я в состоянии сознать всю эксцентричность моего поступка. Я знаю тоже,
с кем имею дело; знаю, что вы проницательны и великодушны. Подарите мне только десять минут, и я надеюсь, вы сами меня поймете и оправдаете.
Меня влекло сюда, в такой
час, не одно это… я пришел сюда… (и он почтительно и
с некоторою торжественностью приподнялся
с своего места) я пришел сюда для того, чтоб стать вашим другом!
— Довольно, — сказал он и взял свою шляпу, — я еду. Я просил у вас только десять минут, а просидел целый
час, — прибавил он, усмехаясь. — Но я ухожу в самом горячем нетерпении свидеться
с вами опять как можно скорее. Позволите ли мне посещать вас как можно чаще?
— Нельзя… не знаю… приду, — прошептала она как бы в борьбе и раздумье. В эту минуту вдруг где-то ударили стенные
часы. Она вздрогнула и,
с невыразимой болезненной тоскою смотря на меня, прошептала: — Это который
час?
— Там они все,
с четверть
часа будет, — известил Митрошка. — Теперь самое время.
Вот ты говорил теперь целый
час о любви к человечеству, о благородстве убеждений, о благородных людях,
с которыми познакомился; а спроси Ивана Петровича, что говорил я ему давеча, когда мы поднялись в четвертый этаж, по здешней отвратительной лестнице, и оставались здесь у дверей, благодаря бога за спасение наших жизней и ног?
Ровно в двенадцать
часов я был у Маслобоева. К величайшему моему изумлению, первое лицо, которое я встретил, войдя к нему, был князь. Он в передней надевал свое пальто, а Маслобоев суетливо помогал ему и подавал ему его трость. Он уж говорил мне о своем знакомстве
с князем, но все-таки эта встреча чрезвычайно изумила меня.
Восторгу Алеши не было пределов. Он тотчас же пустился в предположения, как познакомиться. По его выходило очень легко: Катя выдумает. Он развивал свою идею
с жаром, горячо. Сегодня же обещался и ответ принести, через два же
часа, и вечер просидеть у Наташи.
Я просидел
с ней
часа два, утешал ее и успел убедить во всем. Разумеется, она была во всем права, во всех своих опасениях. У меня сердце ныло в тоске, когда я думал о теперешнем ее положении; боялся я за нее. Но что ж было делать?
Между прочим, я рассказал ей все о Нелли, о Маслобоеве, о Бубновой, о сегодняшней встрече моей у Маслобоева
с князем и о назначенном свидании в семь
часов.
Часа в три я воротился домой. Нелли встретила меня
с своим светлым личиком…
— А я, как нарочно, пришел к тебе, чтобы и об нем расспросить между прочим. Но это после. А зачем ты вчера без меня моей Елене леденцов давал да плясал перед ней? И об чем ты мог полтора
часа с ней говорить!
— А не подкупал ее, чтоб у ней кое-что выведать, и, признайся откровенно: нарочно ты зашел ко мне, зная, что меня дома не будет, чтоб поговорить
с ней между четырех глаз и что-нибудь выведать, или нет? Ведь я знаю, ты
с ней
часа полтора просидел, уверил ее, что ее мать покойницу знаешь, и что-то выспрашивал.
Я ведь дал честное слово явиться
с вами; а потому сел вас подождать, решив, что прожду четверть
часа.
— Ради бога, поедемте! Что же со мной-то вы сделаете? Ведь я вас ждал полтора
часа!.. Притом же мне
с вами так надо, так надо поговорить — вы понимаете о чем? Вы все это дело знаете лучше меня… Мы, может быть, решим что-нибудь, остановимся на чем-нибудь, подумайте! Ради бога, не отказывайте.
И много еще мы говорили
с ней. Она мне рассказала чуть не всю свою жизнь и
с жадностью слушала мои рассказы. Все требовала, чтоб я всего более рассказывал ей про Наташу и про Алешу. Было уже двенадцать
часов, когда князь подошел ко мне и дал знать, что пора откланиваться. Я простился. Катя горячо пожала мне руку и выразительно на меня взглянула. Графиня просила меня бывать; мы вышли вместе
с князем.
Я и не заметил, как дошел домой, хотя дождь мочил меня всю дорогу. Было уже
часа три утра. Не успел я стукнуть в дверь моей квартиры, как послышался стон, и дверь торопливо начала отпираться, как будто Нелли и не ложилась спать, а все время сторожила меня у самого порога. Свечка горела. Я взглянул в лицо Нелли и испугался: оно все изменилось; глаза горели, как в горячке, и смотрели как-то дико, точно она не узнавала меня.
С ней был сильный жар.
Нелли замолчала; я отошел от нее. Но четверть
часа спустя она сама подозвала меня к себе слабым голосом, попросила было пить и вдруг крепко обняла меня, припала к моей груди и долго не выпускала меня из своих рук. На другой день, когда приехала Александра Семеновна, она встретила ее
с радостной улыбкой, но как будто все еще стыдясь ее отчего-то.
Четверть
часа спустя, когда я вышел на минутку в кухню, она быстро вскочила
с постели и положила роман на прежнее место: воротясь, я увидал уже его на столе.
Но это проходило вместе
с мгновением, вызвавшим эту внезапную нежность, и, как бы в отпор этому вызову, Нелли чуть не
с каждым
часом делалась все мрачнее, даже
с доктором, удивлявшимся перемене ее характера.
Алеша довольно часто бывал у Наташи, но все на минутку; один раз только просидел у ней несколько
часов сряду; но это было без меня. Входил он обыкновенно грустный, смотрел на нее робко и нежно; но Наташа так нежно, так ласково встречала его, что он тотчас же все забывал и развеселялся. Ко мне он тоже начал ходить очень часто, почти каждый день. Правда, он очень мучился, но не мог и минуты пробыть один
с своей тоской и поминутно прибегал ко мне за утешением.
Когда в девять
часов, оставив Нелли (после разбитой чашки)
с Александрой Семеновной, я пришел к Наташе, она уже была одна и
с нетерпением ждала меня. Мавра подала нам самовар; Наташа налила мне чаю, села на диван и подозвала меня поближе к себе.
Наконец,
часы пробили одиннадцать. Я насилу мог уговорить его ехать. Московский поезд отправлялся ровно в двенадцать. Оставался один
час. Наташа мне сама потом говорила, что не помнит, как последний раз взглянула на него. Помню, что она перекрестила его, поцеловала и, закрыв руками лицо, бросилась назад в комнату. Мне же надо было проводить Алешу до самого экипажа, иначе он непременно бы воротился и никогда бы не сошел
с лестницы.
Так прошло
часа полтора. Не могу изобразить, что я вынес в это время. Сердце замирало во мне и мучилось от беспредельной боли. Вдруг дверь отворилась, и Наташа выбежала на лестницу, в шляпке и бурнусе [плащ-накидка
с круглым воротником, на подкладке]. Она была как в беспамятстве и сама потом говорила мне, что едва помнит это и не знает, куда и
с каким намерением она хотела бежать.
Да, бог мне помог! В полчаса моего отсутствия случилось у Наташи такое происшествие, которое бы могло совсем убить ее, если б мы
с доктором не подоспели вовремя. Не прошло и четверти
часа после моего отъезда, как вошел князь. Он только что проводил своих и явился к Наташе прямо
с железной дороги. Этот визит, вероятно, уже давно был решен и обдуман им. Наташа сама рассказывала мне потом, что в первое мгновение она даже и не удивилась князю. «Мой ум помешался», — говорила она.
Но меня уже осенила другая мысль. Я умолил доктора остаться
с Наташей еще на два или на три
часа и взял
с него слово не уходить от нее ни на одну минуту. Он дал мне слово, и я побежал домой.
Он, в свою очередь, только что кончил одну не литературную, но зато очень выгодную спекуляцию и, выпроводив наконец какого-то черномазенького жидка,
с которым просидел два
часа сряду в своем кабинете, приветливо подает мне руку и своим мягким, милым баском спрашивает о моем здоровье.
Решили, что я останусь ночевать. Старик обделал дело. Доктор и Маслобоев простились и ушли. У Ихменевых ложились спать рано, в одиннадцать
часов. Уходя, Маслобоев был в задумчивости и хотел мне что-то сказать, но отложил до другого раза. Когда же я, простясь
с стариками, поднялся в свою светелку, то, к удивлению моему, увидел его опять. Он сидел в ожидании меня за столиком и перелистывал какую-то книгу.