Полканову казалось, что он раздвоился: одна половина его существа поглощена этой чувственной красотой и рабски созерцает её, другая механически отмечает состояние первой. Он отвечал на вопросы девушки и сам о чём-то спрашивал её, будучи не в состоянии оторвать глаз от её соблазнительной фигуры. Он уже назвал её про себя «роскошной самкой» и внутренне
усмехнулся над собой, но это не уничтожило его раздвоения.
Неточные совпадения
Тут вспомнил кстати и о — кове мосте, и о Малой Неве, и ему опять как бы стало холодно, как давеча, когда он стоял
над водой. «Никогда в жизнь мою не любил я воды, даже в пейзажах, — подумал он вновь и вдруг опять
усмехнулся на одну странную мысль: ведь вот, кажется, теперь бы должно быть все равно насчет этой эстетики и комфорта, а тут-то именно и разборчив стал, точно зверь, который непременно место
себе выбирает… в подобном же случае.
— Ну? Что? — спросила она и, махнув на него салфеткой, почти закричала: — Да сними ты очки! Они у тебя как на душу надеты — право! Разглядываешь,
усмехаешься… Смотри, как бы
над тобой не
усмехнулись! Ты — хоть на сегодня спусти
себя с цепочки. Завтра я уеду, когда еще встретимся, да и — встретимся ли? В Москве у тебя жена, там я тебе лишняя.
Самгин тотчас предложил выпить за французского рабочего, выпили, он раскланялся и ушел так быстро, точно боялся, что его остановят. Он не любил смеяться
над собой, он редко позволял
себе это, но теперь, шагая по темной, тихой улице,
усмехался.
— Ты —
усмехаешься. Понимаю, — ты где-то, там, — он помахал рукою
над головой своей. — Вознесся на высоты философические и — удовлетворен
собой. А — вспомни-ко наше детство: тобой — восхищались, меня — обижали. Помнишь, как я завидовал вам, мешал играть, искал копейку?
Потому это было гадко и глупо, что я часто лез утешать его, давать советы и даже свысока
усмехался над слабостью его выходить из
себя «из-за таких пустяков».