— Одурачили, сударь! Да просто вчуже досадно, зло пробирает, хоть и не моя одежа пропала. И, по-моему, нет гадины хуже вора на свете. Иной хоть задаром берет, а этот твой труд, пот, за него
пролитой, время твое у тебя крадет… Гадость, тьфу! говорить не хочется, зло берет. Как это вам, сударь, своего добра не жалко?
Цветок в его глазах осуществлял собою все зло; он впитал в себя всю невинно
пролитую кровь (оттого он и был так красен), все слезы, всю желчь человечества.
Чувствую, или грехи моих родителей, или кровь, за меня безвинно
пролитая, запечатлели меня клеймом отчуждения от родины.
И клянусь: обвинением вашим вы только облегчите его, совесть его облегчите, он будет проклинать
пролитую им кровь, а не сожалеть о ней.