Неточные совпадения
— Потише, хозяин, потише! —
сказал земский. — Боярин Шалонский помолвил дочь свою за
пана Гонсевского, который теперь гетманом и главным воеводою в Москве: так не худо бы иным прочим держать язык за зубами. У гетмана руки длинные, а Балахна не за тридевять земель от Москвы, да и сам боярин шутить не любит: неравно прилучится тебе ехать мимо его поместьев с товарами, так смотри, чтоб не продать с накладом!
— Какой молодчина!.. Ни дать ни взять польский жид. Вот второй гетман его войска,
пан Лисовский, так нечего
сказать — удалая голова!
— Не гневайся, ясновельможный
пан! —
сказал с низким поклоном Кирша. — Мы спросонья не рассмотрели твоей милости. Дозволь нам хоть в уголку остаться. Вот лишь рассвенет, так мы и в дорогу.
— Ага! догадался! —
сказал поляк, садясь в передний угол. — Счастлив ты, что унес ноги, а не то бы я с тобою переведался. Hex их вшисци дьябли везмо! Какие здесь буяны! Видно, не были еще в переделе у
пана Лисовского.
— Доброго здоровья! —
сказал он, поклонясь вежливо
пану.
— Теперь, Кирша, —
сказал Юрий, — между тем как я стану угощать дорогого гостя, возьми свою винтовку и посматривай, чтоб эти молодцы не воротились. Ну,
пан, прошу покорно! Да поторапливайся: мне некогда дожидаться.
— Смелей,
пан Копычинский, смелей! —
сказал Кирша. — Ты видишь, немного осталось. Что робеть, то хуже… Ну, вот и дело с концом! — примолвил он, когда поляк проглотил последний кусок.
— Что,
пан, будешь ли вперед непрошеный кушать за чужим столом? —
сказал незнакомый проезжий.
— Не уходи,
пан, —
сказал он, — я сейчас еду, и ты можешь остаться и буянить здесь на просторе сколько хочешь. Прощай, Кирша!
— Мы поедем шагом, —
сказал Юрий, — так ты успеешь нас догнать. Прощай,
пан, — продолжал он, обращаясь к поляку, который, не смея пошевелиться, сидел смирнехонько на лавке. — Вперед знай, что не все москали сносят спокойно обиды и что есть много русских, которые, уважая храброго иноземца, не попустят никакому забияке, хотя бы он был и поляк, ругаться над собою А всего лучше вспоминай почаще о жареном гусе. До зобаченья, ясновельможный
пан!
— Что ты, Нагиба, в уме ли! —
сказал один из поляков. — Иль забыл, что наказывал
пан региментарь? Если этот старик служит боярину Кручине-Шалонскому, так мы и волосом не должны от него поживиться.
— Ох вы, девушки, девушки! Все-то вы на одну стать! Не он, так слава богу! А если б он, так и нарядов бы у нас недостало! Нет, матушка, сегодня будет какой-то
пан Тишкевич; а от жениха твоего,
пана Гонсевского, прислан из Москвы гонец. Уж не сюда ли он сбирается, чтоб обвенчаться с тобою? Нечего
сказать: пора бы честным пирком да за свадебку… Что ты, что ты, родная? Христос с тобой! Что с тобой сделалось? На тебе вовсе лица нет!
— Постой-ка, боярышня, — продолжал после небольшой остановки запорожец. — Да у тебя еще другая кручина, как туман осенний, на сердце лежит… Я вижу, тебя хотят выдать замуж… за одного большого польского
пана… Не горюй, Анастасья Тимофеевна! Этой свадьбы не бывать! Я
скажу словца два твоему батюшке, так он не повезет тебя в Москву, а твой жених сюда не приедет: ему скоро будет не до этого.
— Вот и
пан Тишкевич с своими товарищами! —
сказал боярин Кручина, взглянув в окно. — Но кто это едет по левую его сторону?.. Мне помнится, этой красной рожи я никогда не видывал!
Дворецкий и несколько слуг встретили гостей на крыльце; неуклюжий и толстый поляк, который ехал возле
пана Тишкевича, не доезжая до крыльца, спрыгнул, или, лучше
сказать, свалился с лошади и успел прежде всех помочь региментарю сойти с коня.
— Этот краснощекий весельчак, —
сказал он, —
пан Копычинский, который и без меня был бы твоим гостем, потому что отправлен к тебе гонцом из Москвы с известием, что царик убит.
— На меня не ссылайся,
пан, —
сказал Тишкевич, — я столько же знаю об этом, как и боярин, так в свидетели не гожусь; а только, мне помнится, ты рассказывал, что запер их не в избу, а в сени.
— Неправда,
пан, —
сказал с улыбкою Юрий. — Теперь со мною нет пистолета: я чужим добром никого не угощаю.
— Прежде всего прошу познакомиться, —
сказал Кручина. — Это Юрий Дмитрич Милославский; он прислан ко мне из Москвы с тайным поручением от
пана Гонсевского.
— И,
пан ротмистр! —
сказал Тишкевич. — Не все поляки походят друг на друга.
— Позволь спросить,
пан региментарь, —
сказал Юрий, — что сделалось с одним из моих провожатых, который остался пешим в лесу?
— Для чего же ты не едешь сам в Москву? —
сказал насмешливо
пан Тишкевич. — Ты бы их наставил на путь истинный.
— Боярин! —
сказал он. — Если б супруга твоя здравствовала, то, верно б, не отказалась поднести нам по чарке вина и допустила бы взглянуть на светлые свои очи; так нельзя ли нам удостоиться присутствия твоей прекрасной дочери? У вас, может быть, не в обычае, чтоб девицы показывались гостям; но ведь ты, боярин, почти наш брат поляк: дозволь полюбоваться невестою
пана Гонсевского.
— Дочь моя, —
сказал Шалонский
пану Тишкевичу, — весьма жалеет, что не может тебя видеть; она не совсем еще здорова и очень слаба; но надеюсь, что скоро…
— Заалеет опять, как маков цвет, — перервал Лесута-Храпунов. — Нечего
сказать, всякий позавидует
пану Гонсевскому, когда Анастасья Тимофеевна будет его супругою.
— Теперь я вижу, о чем идет дело, —
сказал он. — Ты прислан от
пана Гонсевского миротворцем. Ведь ты целовал крест королевичу Владиславу?
— Князь Димитрий!.. —
сказал боярин Мансуров. — Пристало ли тебе, хозяину дома!.. Побойся бога!.. Сограждане, — продолжал он, — вы слышали предложение
пана Гонсевского: пусть каждый из вас объявит свободно мысль свою. Боярин князь Черкасский! Тебе, яко старшему сановнику думы нижегородской, довлеет говорить первому; какой даешь ответ
пану Гонсевскому?
— Я мыслю то же самое, —
сказал боярин Мансуров. — Безвременная поспешность может усугубить бедствия отечества нашего. Мой ответ
пану Гонсевскому: не ждать от нас покорности, доколе не будет исполнено все, что обещано именем Владислава в договорной грамоте; а нам ожидать ответа и к Москве не ходить, пока не получим верного известия, что король Сигизмунд изменил своему слову.
— Да надо завернуть в Хотьковскую обитель за Настенькой: она уж четвертый месяц живет там у своей тетки, сестры моей, игуменьи Ирины. Не век ей оставаться невестою, пора уж быть и женою
пана Гонсевского; а к тому ж если нам придется уехать в Польшу, то как ее после выручить? Хоть, правду
сказать, я не в тебя, Андрей Никитич, и верить не хочу, чтоб этот нижегородский сброд устоял против обученного войска польского и такого знаменитого воеводы, каков гетман Хоткевич.
— Ты, верно, Юрий Дмитрич, —
сказал Лесута, помолчав несколько времени, — пробираешься к
пану Хоткевичу?
— Как!.. она невеста
пана Гонсевского? —
сказал Бычура.
— Нет, батька! —
сказал Бычура. — Если Зверев виноват, то мы не стоим за него: делай с ним что тебе угодно, а нам давай невесту
пана Гонсевского.
Неточные совпадения
— И на что бы так много! — горестно
сказал побледневший жид, развязывая кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и что гайдук далее ста не умел считать. —
Пан,
пан! уйдем скорее! Видите, какой тут нехороший народ! —
сказал Янкель, заметивши, что гайдук перебирал на руке деньги, как бы жалея о том, что не запросил более.
— А что,
паны? —
сказал Тарас, перекликнувшись с куренными. — Есть еще порох в пороховницах? Не ослабела ли козацкая сила? Не гнутся ли козаки?
— О, не можно любезный
пан, не можно! —
сказал со вздохом Янкель.
— Пришла очередь и мне
сказать слово, паны-братья! — так он начал.
— Ясные
паны! — произнес жид. — Таких
панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда. Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. — Голос его замирал и дрожал от страха. — Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украине! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они
скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?