Неточные совпадения
— Ведет хлеб-соль с поляками, — подхватил стрелец. — Ну да,
тот самый! Какой он русский боярин! хуже басурмана: мучит крестьян, разорил все свои отчины, забыл
бога и даже — прости господи мое согрешение! — прибавил он, перекрестясь и посмотрев вокруг себя с ужасом, — и даже говорят, будто бы он… вымолвить страшно… ест по постам скоромное?
— А
бог весть кто! — отвечал хозяин. — Кажись, не наш брат крестьянин: не
то купец, не
то посадский…
— И, Алексей, побойся
бога! Неужели ты думаешь, что
тот, кто по милости нашей глядит на свет божий, не посовестится…
— Эх, боярин! захотел ты совести в этих чертях запорожцах; они навряд и бога-то знают, окаянные! Станет запорожский казак помнить добро! Да он, прости господи, отца родного продаст за чарку горелки. Ну вот, кажется, и просека. Ай да лесок! Эка трущоба — зги божьей не видно! То-то приволье, боярин: есть где поохотиться!.. Чай, здесь медведей и всякого зверя тьма-тьмущая!
— Да, батюшка! Ей самой некогда перемолвить с тобой словечка, так просила меня… О, ох, родимый! сокрушила ее дочка боярская, Анастасья Тимофеевна.
Бог весть, что с ней поделалось: плачет да горюет — совсем зачахла. Боярину прислали из Москвы какого-то досужего поляка — рудомета, что ль?.. не знаю; да и
тот толку не добьется. И нашептывал, и заморского зелья давал, и мало ли чего другого — все проку нет. Уж не с дурного ли глазу ей такая немочь приключилась? Как ты думаешь, Архип Кудимович?
— Да, неча сказать, — прибавил первый крестьянин, — вовсе не в батюшку: такая добрая, приветливая; а собой
то — красное солнышко! Ну, всем бы взяла, если б была подороднее, да здоровья-то
бог не дает.
— Что
бог велит,
то и будет. Но теперь, боярин, дело идет не о
том: по какой дороге нам ехать? Вот их две: направо в лес, налево из лесу… Да кстати, вон едет мужичок с хворостом. Эй, слушай-ка, дядя! По которой дороге выедем мы в отчину боярина Кручины-Шалонского?
— Не весело, боярин, правой рукой отсекать себе левую; не радостно русскому восставать противу русского. Мало ли и так пролито крови христианской! Не одна тысяча православных легла под Москвою! И не противны ли господу
богу молитвы
тех, коих руки облиты кровию братьев?
— Ну, так и быть! пусть на свадьбе никто не горюет.
Бог тебя простит, только вперед не за свое дело не берись и знай, хоть меня здесь и не будет, а если я проведаю, что ты опять ворожишь,
то у тебя
тот же час язык отымется.
— Не говорить о твоем суженом? Ох, дитятко, нехорошо! Я уж давно замечаю, что ты этого не жалуешь… Неужли-то в самом деле?.. Да нет! где слыхано идти против отцовой воли; да и девичье ли дело браковать женихов! Нет, родимая, у нас благодаря
бога не так, как за морем: невесты сами женихов не выбирают: за кого благословят родители, за
того и ступай. Поживешь, боярышня, замужем, так самой слюбится.
Не ты виноват, что я поверил этому хвастуну Копычинскому, который должен благодарить
бога за
то, что не висит теперь между небом и землею; а не миновать бы ему этих качелей, если б мои молодцы подстрелили самого тебя, а не твою лошадь.
— Вот
те раз! — вскричал Алексей. — Да этого я ему не сказывал! Видит
бог, не сказывал! От кого ты узнал?..
Во-первых, и
то слава
богу, что ты узнал наконец, кто такова твоя незнакомая красавица; во-вторых, почему ты ей не суженый?
— Да так, горе взяло! Житья не было от приказчика; взъелся на меня за
то, что я не снял шапки перед его писарем, и ну придираться! За все про все отвечай Хомяк — мочушки не стало! До нас дошел слух, будто бы здесь набирают вольницу и хотят крепко стоять за веру православную; вот я помолился святым угодникам, да и тягу из села; а сирот господь
бог не покинет.
И подлинно, этот взор, который за минуту до
того обворожал своим добродушием и вдруг сделался похожим на ядовитый взгляд василиска, напоминал так живо соблазнителя, что набожный Юрий едва удержался и не сотворил молитвы: «Да воскреснет
бог и расточатся врази его».
— Да это напрасная предосторожность, — отвечал Юрий. — Мне нечего таиться: я прислан от пана Гонсевского не с
тем, чтоб губить нижегородцев. Нет, боярин, отсеки по локоть
ту руку, которая подымется на брата, а все русские должны быть братьями между собою. Пора нам вспомнить
бога, Андрей Никитич, а не
то и он нас совсем забудет.
— Что ты, дитятко, побойся
бога! Остаться дома, когда дело идет о
том, чтоб живот свой положить за матушку святую Русь!.. Да если бы и вас у меня не было, так я ползком бы приполз на городскую площадь.
— А что ж? Не подымет рогатины, так с ножом пойдет: авось хоть одного супостата на
тот свет отправит: и
то бы слава
богу!
— Да он сущий Иуда-предатель! сегодня на площади я на него насмотрелся:
то взглянет, как рублем подарит,
то посмотрит исподлобья, словно дикий зверь. Когда Козьма Минич говорил,
то он съесть его хотел глазами; а как после подошел к нему, так — господи боже мой! откуда взялися медовые речи! И молодец-то он, и православный, и сын отечества, и
бог весть что! Ну вот так мелким бесом и рассыпался!
—
Бог весть! не узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти волка поймати; а Пожарский не из простых воевод: хитер и на руку охулки не положит. Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву, что тогда с нами будет? Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех, так нам обоим жутко придется. А как будем при Хоткевиче,
то, какова ни мера, плохо пришло — в Польшу уедем и если не здесь, так там будем в чести.
— Не
то чтоб жаль; но ведь, по правде сказать, боярин Шалонский мне никакого зла не сделал; я ел его хлеб и соль. Вот дело другое, Юрий Дмитрич, конечно, без греха мог бы уходить Шалонского, да, на беду, у него есть дочка, так и ему нельзя… Эх, черт возьми! кабы можно было, вернулся бы назад!.. Ну, делать нечего… Эй вы, передовые!.. ступай! да пусть рыжий-то едет болотом первый и если вздумает дать стречка, так посадите ему в затылок пулю… С
богом!
— Вот что!.. И мы, по сказкам,
то же думали, да боялись заплутаться; вишь, здесь какая глушь: как сунешься не спросясь, так заедешь и
бог весть куда.
— Какие разбойники!.. Правда, их держит в руках какой-то приходский священник села Кудинова, отец Еремей: без его благословенья они никого не тронут; а он, дай
бог ему здоровье! стоит в
том: режь как хочешь поляков и русских изменников, а православных не тронь!.. Да что там такое? Посмотрите-ка, что это Мартьяш уставился?.. Глаз не спускает с ростовской дороги.
— Вот в этих палатах живал прежде отец Авраамий, — сказал Суета, указав на небольшое двухэтажное строение, прислоненное к ограде. — Да видишь, как их злодеи ляхи отделали: насквозь гляди! Теперь он живет вон в
той связи, что за соборами, не просторнее других старцев; да он,
бог с ним, не привередлив: была б у него только келья в стороне, чтоб не мешали ему молиться да писать, так с него и довольно.
— Да, отец Авраамий, и если господь
бог сподобит, а вы, благочестивые наставники, удостоите меня принять образ иноческий…
то все желания мои исполнятся.
— Нет, господа купцы! кто милует разбойников,
того сам
бог не помилует; да я уж давно заметил, что он нечист на руку…
— Так и думать нечего! в добрый час, боярин! У меня на душе будет легче, как вы уедете… Не
то чтоб я боялся… однако ж все лучше… лукавый силен!.. Поезжайте с
богом!
— Нет! — вскричал Милославский. — Это уже превосходит все терпение! Если вы не боитесь
бога и хотите из личной вражды и злобы губить наше отечество,
то я с моей дружиною не останусь здесь.
— А как же? — продолжал Кирша. — Разве мы не изменники? Наши братья, такие же русские, как мы, льют кровь свою, а мы здесь стоим поджавши руки… По мне, уж честнее быть заодно с ляхами! А
то что мы? ни
то ни се — хуже баб!
Те хоть
бога молят за своих, а мы что? Эх, товарищи, видит
бог, мы этого сраму век не переживем!
Много пролито крови христианской; да и
то слава
богу, что наконец правда взяла свое!
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки,
то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек,
то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет
того, что они говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь.
То есть, не
то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.