Неточные совпадения
И вот наступил роковой день!.. Первого декабря нас накормили выше всякой меры. Батенька, благословляя нас, всплакнули порядочно. Они
были чадолюбивы, да скрывали свою нежность к нам до сего часа; тут не могли никак удержаться!.. Приказывали нам отныне почитать и уважать пана Кнышевского, как его самого, родителя, а притом… Тут
голос батеньки изменился, и, они, махнув рукою, сказали: «после», перецеловали нас, обливая слезами своими, и ушли в спальню.
Голос у него
был отличный: когда брал низом, то еще все ничего; но когда поднимал горою, так тут прелесть
была!
До того
голос его
был разителен, что все слушающие его сознавались, что при его пении у них кожу на спине подирало, точно так, как при пилении железа.
Пан Кнышевский, трудясь до пота лица, успел наконец в желании своем, и мы в три
голоса могли пропеть несколько псалм умилительных и кантиков восхитительно. Для поражения родителей моих внезапною радостию, избрал он день тезоименитства маменьки, знав, что, по случаю сей радости, у нас в доме
будет банкет.
Батенька, как
были очень благоразумны, то им первым на мысль пришло: не слепцы ли это
поют? Но, расслушав ирмолойное искусство и разительный, окселентующий
голос пана Тимофтея, как сидели в конце стола, встали, чтоб посмотреть, кто это с ним так сладко
поет? Подошли к дверям, увидели и остолбенели… Наконец, чтоб разделить радость свою с маменькою, тут же у стола стоявшею, отозвались к ней...
Маменька, как увидели и расслушали мой
голос, который взобрался на самые высочайшие тоны — потому что пан Кнышевский, дабы пощеголять дарованием ученика своего, тянул меня за ухо что
есть мочи, от чего я и кричал необыкновенно — так вот, говорю, маменька как расслушали, что это мой
голос, от радости хотели
было сомлеть, отчего должно бы им и упасть, то и побоялись, чтобы не упасть на пана полковника или чтоб V не сделать непристойного чего при падении, то и удержались гостей ради, а только начали плакать слезами радости.
Но Петрусь не боялся их, и тонким, визгливым, резким
голосом, как покрикивала умершая, начал грозить пану Кнышевскому, чтобы он не полагал ее в отсутствии от себя, что душа всегда
будет находиться в зеленом поставчике и, смотря на его деяния, по ночам
будет мучить его, если он неподобное сотворит.
— Чада моя! Спасите меня! — начал он просить нас умоляющим
голосом, и мы признали за необходимое связать ему руки и ноги и, так отнеся его в пустую школу, там запереть его. Трепеща всем телом и со слезами, он согласился и
был заключен в школе, коей дверь снаружи заперли крепко.
Горбуичик Павлусь прекрасно сыграл свои роли:
был настоящею собакою, ворчал, лаял, выл и тормошил пана Кнышевского, вот-таки как истинная собака. Знахарку он также представил весьма натурально: по-I говорки, приговорки, хрипливый
голос, удушливый кашель — все, все
было очень хорошо. Недурно и Петрусь сыграл свою роль, даже весьма успешно; и это ему так понравилось, что он затеял повторить эту комедию и на следующий вечер.
— И по-латыни! — вскрикнули маменька удивленно-жалким
голосом, — То
были простые, а теперь
будут латинские дурни!..
Домине Галушкинский погрузился в размышления и, надумавшись и кашлянувши несколько раз, сказал решительно:"Видите ли, грамматика сама по себе, и она
есть грамматика! а пиитика сама по себе, и она уже
есть пиитика, а отнюдь не грамматика. Понял ли?" — спросил он, возвыся
голос и поглядев на нас с самодовольством.
Домине Галушкинский опешил и не знал, чем решить такую многосложную задачу, как сидевшая подле него девка, внимательно осмотрев Петруся, первая подала
голос, что панычи могут остаться и что если ему, инспектору, хочется гулять, то и панычам также,"потому что и у них такая же душа". Прочие девки подтвердили то же, а за ними и парубки, из коих некоторые из крестьян батенькиных, так и
были к нам почтительны; а
были и из казаков, живущих в том же селе, как это у нас везде водится.
Я мог бы одним словом решить задачу, сказав, что"у Гапки-де", потому, что у нее, в самом деле,
был необыкновенно звонкий
голос, от которого меня как морозом драло по спине.
— Первые годы после нашего супружества, — сказали маменька очень печальным
голосом и трогательно подгорюнились рукою, — я
была и хороша и разумна. А вот пятнадцать лет, счетом считаю, как не знаю, не ведаю, отчего я у вас из дур не выхожу. Зачем же вы меня, дуру, брали? А что правда, я то и говорю, что ваши все науки дурацкие. Вот вам пример: Трушко, также ваша кровь, а мое рождение; но так так он еще непорочен и телом, и духом, и мыслию, так он имеет к ним сильное отвращение.
Ну, и нужды нет, пересмеялись, подумали и принялись за следующее блюдо… как бежит наш домине, бледный как мертвец, волосы, как ни
были связаны крепко в косе, однако все ж напужились от внутреннего его волнения; в руках он несет какую-то дерюгу, рыже-желтокрасного цвета, с разными безобразного колера пятнами, а сам горько плачет и, обращаясь к батеньке, жалостливым
голосом говорит...
То, по научению бабуси, прикидывался больным, лежа в теплой комнате под двумя тулупами, то будто терял
голос и хрипел так, что нельзя
было расслушать, что я говорю — что делал я мастерски! — и много подобных тому средств, кои в подробности передал уже моим любезнейшим сыночкам при определении их в училище, как полезное для сбережения здоровья их… но не на таковских напал!
Батюшки мои! Как оконфузился Алексей Пантелеймонович, увидев премудрость, каковой в век его никому и во сне не снилось! Покраснел, именно, как хорошо уваренный рак. NB. Правду сказать, и
было отчего! И, схватив свою бумагу, он смял ее при всех и, утирая пот с лица, сказал задушающим
голосом:"После такой глубины премудрости все наши знания ничто. Счастливое потомство, пресчастливое потомство! Голова!"заключил Алексей Пантелеймонович, обратись к батеньке и на слове голова подмигивая на Петруся.
Потап Корнеевич и от Петруся
был вне себя и выхвалял его отборными словами; когда же проораторствовал Павлусь, то он не своим
голосом вскричал:"Это гений, — ему в академии нечему учиться.
— К чему мне
было вас угощать? — говорил тем же
голосом лукавый хозяин: — на что вы мне надобны? А коли денег не заплатите, так я ворот не отопру и пошлю к господину городничему…
В один театр, только что мои милые со всем усердием расплясались в лесу, я слушаю, восхищаюсь, и
был готов вздремнуть; везде все тихо, будто и все уснуло; вдруг, сзади нас, раздался громкий, резкий
голос:"Панычу, гов!"Все засуетилось, всполошилось: многие вскочили, актерщицы замолкли, музыка смешалась… слышен шум; кого-то тискают, удерживают, а он барахтается и кричит:"Та гетьте, пустите, я за панычем!"Все смотрят туда, и я за ними… глядь! ан это бедный мой Кузьма попался в истязание!..
Не успели порядочно усесться, как одна из гостей — она
была не кровная родственница, а крестная мать моей Анисьи Ивановны; как теперь помню ее имя, Афимья Борисовна — во весь
голос спрашивает мою новую маменьку:"Алена Фоминишна! Когда я крестила у вас Анисью Ивановну, в какой паре я стояла?"
— В свиной
голос? — сказал азартно Тютюн-Ягелонский: — благодарю за честь! Неужели я должен
быть, когда во мне вашей супруги кровь, и унижен за то, что у Тимофея Сергеевича пузо в золоте.