— Помилуйте вы меня, Мирон Осипович! Человек вы умный, и умнее вас я в свой век никого не знавала и не видала, а что ни скажете,
что ни сделаете, что ни выдумаете, то все это так глупо, что совершенно надобно удивляться, плюнуть (тут маменька в самом деле плюнули) и замолчать. — Но они плюнуть плюнули, а замолчать не замолчали и продолжали в том же духе.
Неточные совпадения
Маменька были такие добрые,
что тут же мне и сказали:"Не бойся, Трушко, тебя этот цап (козел) не будет бить,
что бы ты
ни делал. Хотя в десять лет этой поганой грамотки не выучил, так не посмеет и пальцем тронуть. Ты же, как
ни придешь из школы, то безжалостному тво ему отцу и мне жалуйся,
что тебя крепко в школе били. Отец спроста будет верить и будет утешаться твоими муками, а я притворно буду жалеть о тебе". Так мы и положили условие с маменькою.
Зато какая свобода в духе, какая радость на душе чувствуема была нами до понедельника! В субботу и воскресенье,
что бы ученик
ни сделал, его не только родители, но и сам пан Кнышевский не имел права наказать и оставлял до понедельника, и тогда"воздавал с лихвою", как он сам говорил.
Но я был маменькиной комплекции:
чего мне не хотелось,
ни за
что не скажу и не
сделаю ни за какие миллионы, и хоть самая чистейшая правда, но мне не нравится, то я и не соглашаюсь
ни с кем, чтоб то была правда.
Он всегда говорил о себе,
что чем бы он
ни занимался,
что бы
ни делал, всегда имел философические мысли в голове.
Стихотворство увлекательно. Как
ни ненавидел я вообще ученые занятия, но стихи меня соблазнили, и я захотел написать маменьке поздравительные с наступающим новым годом.
Чего для, притворясь больным, не пошел по обыкновению в школу, а, позавтракав,
сделав сам себе мерку, принялся и к обеду написал...
— Я пришел с вами, Фекла Зиновьевна, посоветоваться. Как бы
ни было, вы мне жена, друг, сожительница и советница, законом мне данная, а притом мать своих и моих детей.
Что мне с ними
делать? присоветуйте, пожалуйте. Закон нас соединил; так когда у меня режут, то у вас должно болеть. Дайте мне совет, а у меня голова кругом ходит, как будто после приятельской гульни.
Пошел Кузьма, спрашивал всех встречающихся, наведывался по дворам нет Ивана Ивановича. Вся беда от того произошла,
что я забыл то место, где его дом, и как его фамилия, а записку в сердцах изорвал. Обходил Кузьма несколько улиц; есть домы, и не одного Ивана Ивановича, так все такие Иваны Ивановичи,
что не знают
ни одного Ивана Афанасьевича.
Что тут
делать? А уже ночь на дворе.
Но
делать нечего; они выпили — и я выпил; они заплатили, заплатил и я;
ни в
чем не отставал от порядка. Посмотрим же,
что это за хитрый город Петербург?
Оставя все, я сел негляже
ни на
что и, по совету вчерашнего приятеля, советовавшего мне ничем не заниматься и ничего не слушать, кроме актерщиков, я так и
сделал. Как
ни ревела музыка, как
ни наяривал на преужасном басе какой-то проказник, я и не смотрел на них, и хоть смешно было, мочи нет, глядеть на этого урода-баса, и как проказник в рукавице подзадоривал его реветь, но я отворотился от него в другую сторону и сохранил свою пассию.
— Чорт знает
что:
ни мыло,
ни сало! — сказал он решительно. Долго мы, советовавшись, не придумали, как с этим сыром
делать вареники. После того уже узнали,
что в Петербурге, где все идет деликатно и манерно, наш настоящий сыр называется «творог». Но уже нас с Кузьмою не поддели, и мы решились оставаться без вареников. То-то чужая сторона!
Сколько
ни подпущал Иван Афанасьевич разных ему лестей, сколько
ни упрашивал, как
ни сильно доказывал,
что он это
делает нехорошо, глупо, подло и бесчестно, но Петруся ничем не урезонил; наконец, сказал ему:"Ну, возьми с нас хотя деньги, только устрой сообщение".
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины.
Что делать? и на Онуфрия несешь.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи
ни обижали, сколько убытку
ни делали, я
ни на кого не бил челом, а всякий убыток,
чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
Вереницею прошли перед ним: и Клементий, и Великанов, и Ламврокакис, и Баклан, и маркиз де Санглот, и Фердыщенко, но
что делали эти люди, о
чем они думали, какие задачи преследовали — вот этого-то именно и нельзя было определить
ни под каким видом.
Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает.
Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит,
что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор,
сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
Прямая линия соблазняла его не ради того,
что она в то же время есть и кратчайшая — ему нечего было
делать с краткостью, — а ради того,
что по ней можно было весь век маршировать и
ни до
чего не домаршироваться.