Неточные совпадения
Я был тогда совсем маленький мальчик,
еще даже не учившийся в пансионе, но простота, с которой отец предложил вопрос, и его глубокая вдумчивость заразили меня. И пока он ходил, я тоже сидел и проверял свои мысли… Из этого ничего не вышло, но и впоследствии я старался не
раз уловить те бесформенные движения и смутные образы слов, которые проходят, как тени, на заднем фоне сознания, не облекаясь окончательно в определенные формы.
Жизнь нашего двора шла тихо,
раз заведенным порядком. Мой старший брат был на два с половиной года старше меня, с младшим мы были погодки. От этого у нас с младшим братом установилась, естественно, большая близость. Вставали мы очень рано, когда оба дома
еще крепко спали. Только в конюшне конюхи чистили лошадей и выводили их к колодцу. Иногда нам давали вести их в поводу, и это доверие очень подымало нас в собственном мнении.
Однажды старший брат задумал лететь. Идея у него была очень простая: стоит взобраться, например, на высокий забор, прыгнуть с него и затем все подпрыгивать выше и выше. Он был уверен, что если только успеть подпрыгнуть в первый
раз,
еще не достигнув земли, то дальше никакого уже труда не будет, и он так и понесется прыжками по воздуху…
Пройдя несколько
раз по двору, я стал шептать молитвы: «Отче наш» и «Богородицу», чувствуя, однако, что это
еще не то и что в них ничего не говорится собственно о крыльях.
Мы пользовались правом, освященным обычаем, стоять в это время снаружи, у открытого окна, причем иной
раз из-за нас заглядывало
еще личико сестры.
Но, во всяком случае, это обстоятельство делало нового пришельца предметом интересным, так как мы видела разных мальчиков, а купленных мальчиков
еще не видели ни
разу.
Однажды, сидя
еще на берегу, он стал дразнить моего старшего брата и младшего Рыхлинского, выводивших последними из воды. Скамеек на берегу не было, и, чтобы надеть сапоги, приходилось скакать на одной ноге, обмыв другую в реке. Мосье Гюгенет в этот день расшалился, и, едва они выходили из воды, он кидал в них песком. Мальчикам приходилось опять лезть в воду и обмываться. Он повторил это много
раз, хохоча и дурачась, пока они не догадались разойтись далеко в стороны, захватив сапоги и белье.
Когда началось восстание, наше сближение продолжалось. Он глубоко верил, что поляки должны победить и что старая Польша будет восстановлена в прежнем блеске.
Раз кто-то из русских учеников сказал при нем, что Россия — самое большое государство в Европе. Я тогда
еще не знал этой особенности своего отечества, и мы с Кучальским тотчас же отправились к карте, чтобы проверить это сообщение. Я и теперь помню непреклонную уверенность, с которой Кучальский сказал после обозрения карты...
Но я сознавал, что надежды нет, что все кончено. Я чувствовал это по глубокой печали, разлитой кругом, и удивлялся, что
еще вчера я мог этого не чувствовать, а
еще сегодня веселился так беспечно… И в первый
раз встал перед сознанием вопрос: что же теперь будет с матерью, болезненной и слабой, и с нами?..
Кто-то уже видел его в городе и рассказывал о своей встрече как
раз перед началом урока, который, как мы думали, на этот
раз проведет
еще инспектор.
Это — «Два помещика» из «Записок охотника». Рассказчик —
еще молодой человек, тронутый «новыми взглядами», гостит у Мардария Аполлоновича. Они пообедали и пьют на балконе чай. Вечерний воздух затих. «Лишь изредка ветер набегал струями и в последний
раз, замирая около дома, донес до слуха звук мерных и частых ударов, раздававшихся в направлении конюшни». Мардарий Аполлонович, только что поднесший ко рту блюдечко с чаем, останавливается, кивает головой и с доброй улыбкой начинает вторить ударам...
Над всем этим проносятся с шумом ветры и грозы, идет своя жизнь, и ни
разу еще к обычным звукам этой жизни не примешалась фамилия нашего капитана или «всемирно известного» писателя.
Только во сне я читал иной
раз собственные стихи или рассказы. Они были уже напечатаны, и в них было все, что мне было нужно: наш городок, застава, улицы, лавки, чиновники, учителя, торговцы, вечерние гуляния. Все было живое, и над всем было что-то
еще, уже не от этой действительности, что освещало будничные картины не будничным светом. Я с восхищением перечитывал страницу за страницей.
Этот рассказ мы слышали много
раз, и каждый
раз он казался нам очень смешным. Теперь,
еще не досказав до конца, капитан почувствовал, что не попадает в настроение. Закончил он уже, видимо, не в ударе. Все молчали. Сын, весь покраснев и виновато глядя на студента, сказал...
Мне казалось, что я
еще в первый
раз настоящим образом вижу природу и начинаю улавливать ее внутреннее содержание, но… глядеть было некогда.
Я
еще зубрил «закон божий», когда до меня долетел переливчатый звон гимназического колокола, в последний
раз призывавший меня в гимназию. Ну, будь, что будет! Книга закрыта, и через четверть часа я входил уже во двор гимназии.
Не знаю, какие именно «большие секреты» она сообщила сестре, но через некоторое время в городе разнесся слух, что Басина внучка выходит замуж. Она была немного старше меня, и восточный тип делал ее
еще более взрослой на вид. Но все же она была
еще почти ребенок, и в первый
раз, когда Бася пришла к нам со своим товаром, моя мать сказала ей с негодующим участием...
Неточные совпадения
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько
раз ему говорил. Вот
еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда
еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка,
еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре
раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Я
раз слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах —
еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я не могу вам сказать, что с ним сделалось.
А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я
еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной
раз и министр…
Раз-два куснул, // Скривил роток. // «Соли
еще!» — // Кричит сынок.