— Чорт знает, — говорил он смеясь, — улицы у вас какие-то несообразные, а вино у Вайнтрауба крепкое…
Не успел оглянуться, — уже за шлагбаумом… Пошел назад… тут бревна какие-то под ноги лезут… Ха — ха — ха… Голова у меня всегда свежа, а ноги, чорт их возьми, пьянеют…
Неточные совпадения
Однажды старший брат задумал лететь. Идея у него была очень простая: стоит взобраться, например, на высокий забор, прыгнуть с него и затем все подпрыгивать выше и выше. Он был уверен, что если только
успеть подпрыгнуть в первый раз, еще
не достигнув земли, то дальше никакого уже труда
не будет, и он так и понесется прыжками по воздуху…
В присутствии братьев и сестры я бросился с крыши сарая,
успел подпрыгнуть,
не долетев до земли, и затем уже понесся по воздуху, сначала рядом прыжков, как по ступенькам невидимой лестницы, а потом ровно и плавно, почти как птица.
Он
не кормит Мамерика, а только отдает ему вылизывать пустые судки и грызть корки хлеба и уже два раза
успел его больно выдрать без всякой вины.
Мы долго провожали взглядами уезжавшую карету, пока она
не мелькнула последний раз на гребне шоссе. Ехавшие в карете нарядные дети казались мне какими-то неприятными и холодными, а за незнакомым казачком, с которым мы только и
успели обменяться ругательствами, неслось в неведомую даль ощущение жгучего сочувствия и близости.
Сам Ян
успевал всякий раз спастись, порой
не без вмешательства таинственных сил.
Через несколько секунд дело объяснилось: зоркие глаза начальника края
успели из-за фартука усмотреть, что ученики, стоявшие в палисаднике,
не сняли шапок. Они, конечно, сейчас же исправили свою оплошность, и только один, брат хозяйки, — малыш, кажется, из второго класса, — глядел, выпучив глаза и разинув рот, на странного генерала, неизвестно зачем трусившего грузным аллюром через улицу… Безак вбежал в палисадник, схватил гимназиста за ухо и передал подбежавшим полицейским...
Трудно сказать, что могло бы из этого выйти, если бы Перетяткевичи
успели выработать и предложить какой-нибудь определенный план: идти толпой к генерал — губернатору, пустить камнями в окна исправницкого дома… Может быть, и ничего бы
не случилось, и мы разбрелись бы по домам, унося в молодых душах ядовитое сознание бессилия и ненависти. И только, быть может, ночью забренчали бы стекла в генерал — губернаторской комнате, давая повод к репрессиям против крамольной гимназии…
Все это мы
успели заметить и оценить до последней пуговицы и до слишком широких лацканов синего фрака, пока новый учитель ходил по классу. Нам казалось странным и немного дерзким то обстоятельство, что он ведет себя так бесцеремонно, точно нас, целого класса, здесь вовсе
не существует.
Я, конечно, ничего ни с кем
не говорил, но отец с матерью что-то заметили и без меня. Они тихо говорили между собой о «пане Александре», и в тоне их было слышно искреннее сожаление и озабоченность. Кажется, однако, что на этот раз Бродский
успел справиться со своим недугом, и таким пьяным, как других письмоводителей, я его
не видел. Но все же при всей детской беспечности я чувствовал, что и моего нового друга сторожит какая-то тяжелая и опасная драма.
В первый же раз, когда я остался без пары, — с концом песни я протянул руку Мане Дембицкой. Во второй раз, когда осталась Лена, — я подал руку ее сестре раньше, чем она
успела обнаружить свой выбор, и когда мы, смеясь, кружились с Соней, у меня в памяти осталось лицо Лены, приветливо протягивавшей мне обе руки. Увидев, что опоздала, она слегка покраснела и осталась опять без пары. Я пожалел, что поторопился… Теперь младшая сестра уже
не казалась мне более приятной.
— Неужели… они помирились? — спросил я у брата, которого встретил на обратном пути из библиотеки, довольного, что еще
успел взять новый роман и, значит,
не остался без чтения в праздничный день. Он был отходчив и уже только смеялся надо мной.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной
не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки.
Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Неточные совпадения
Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва
успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и
не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.
Едва
успели глуповцы поправиться, как бригадирово легкомыслие чуть-чуть
не навлекло на них новой беды.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих в воздухе последний удар топора, он едва
успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел,
не сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию,
успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно
не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Княгиня Бетси,
не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что
успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.