Неточные совпадения
Шел я далеко
не таким победителем, как когда-то в пансион Рыхлинского. После вступительного экзамена я
заболел лихорадкой и пропустил почти всю первую четверть. Жизнь этого огромного «казенного» учреждения шла без меня на всех парах, и я
чувствовал себя ничтожным, жалким, вперед уже в чем-то виновным. Виновным в том, что
болел, что ничего
не знаю, что я, наконец, так мал и
не похож на гимназиста… И иду теперь беззащитный навстречу Киченку, Мине, суровым нравам и наказаниям…
Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим криком девушки, и вспышкой гнева и отчаяния самого автора… Зачем же, зачем он написал это?.. Такое ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе… Но нет. Я
почувствовал, что он
не мог, что было именно так, и он только видит этот ужас, и сам так же потрясен, как и я… И вот, к замирающему крику бедной одинокой девочки присоединяется отчаяние,
боль и гнев его собственного сердца…
Мальчишки бежали за ним, лукая камнями в сутулую спину. Он долго как бы не замечал их и
не чувствовал боли ударов, но вот остановился, вскинул голову в мохнатой шапке, поправил шапку судорожным движением руки и оглядывается, словно только что проснулся.
Остервенившийся Илюшка больно укусил ей палец, но она
не чувствовала боли, а только слышала проклятое слово, которым обругал ее Илюшка. Пьяный Рачитель громко хохотал над этою дикою сценой и кричал сыну:
Добежав до ручки ворота, он с размаха ткнулся об нее грудью и,
не чувствуя боли, с ревом начал ходить вокруг ворота, мощно упираясь ногами в палубу.
Неточные совпадения
Боль была странная и страшная, но теперь она прошла; он
чувствовал, что может опять жить и думать
не об одной жене.
И он старался вспомнить ее такою, какою она была тогда, когда он в первый раз встретил ее тоже на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и дающею счастье, а
не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он старался вспоминать лучшие минуты с нею; но эти минуты были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал
чувствовать боль зуба, и рыдания искривили его лицо.
После страшной
боли и ощущения чего-то огромного, больше самой головы, вытягиваемого из челюсти, больной вдруг,
не веря еще своему счастию,
чувствует, что
не существует более того, что так долго отравляло его жизнь, приковывало к себе всё внимание, и что он опять может жить, думать и интересоваться
не одним своим зубом.
Да, это лучше… в беспамятстве, ни
боли… ничего
не будешь
чувствовать!
Я, брат, в своем классе — белая ворона, и я тебе прямо скажу:
не чувствуя внутренней связи со своей средой, я иногда жалею… даже
болею этим…