Неточные совпадения
И когда я опять произнес «Отче наш», то молитвенное настроение затопило душу приливом какого-то особенного чувства: передо мною как будто раскрылась
трепетная жизнь этой огненной бесконечности, и вся она с бездонной синевой в бесчисленными
огнями, с какой-то сознательной лаской смотрела с высоты на глупого мальчика, стоявшего с поднятыми глазами в затененном углу двора и просившего себе крыльев… В живом выражении трепетно мерцающего свода мне чудилось безмолвное обещание, ободрение, ласка…
Неровным,
трепетным огнем // До половины освещенный, // Ужасен, с шашкой обнаженной // Стоял недвижим Измаил, // Как призрак злой, от сна могил // Волшебным словом пробужденный;
Красавицы сидели за столом, // Раскладывая карты, и гадали // О будущем. И ум их видел в нем // Надежды (то, что мы и все видали). // Свеча горела
трепетным огнем, // И часто, вспыхнув, луч ее мгновенный // Вдруг обливал и потолок и стены. // В углу переднем фольга образов // Тогда меняла тысячу цветов, // И верба, наклоненная над ними, // Блистала вдруг листами золотыми.
Неточные совпадения
Северные сумерки и рассветы с их шелковым небом, молочной мглой и
трепетным полуосвещением, северные белые ночи, кровавые зори, когда в июне утро с вечером сходится, — все это было наше родное, от чего ноет и горит
огнем русская душа; бархатные синие южные ночи с золотыми звездами, безбрежная даль южной степи, захватывающий простор синего южного моря — тоже наше и тоже с оттенком какого-то глубоко неудовлетворенного чувства.
Над Неаполем — опаловое зарево, оно колышется, точно северное сияние, десятки ракет и фугасов врываются в него, расцветают букетами ярких
огней и, на миг остановись в
трепетном облаке света, гаснут, — доносится тяжкий гул.
Дверь нумера захлопнулась, и Анна Михайловна осталась одна в грязном коридоре, слабо освещенном подслеповатою плошкою. Она разорвала конверт и подошла к
огню. При
трепетном мерцании плошки нельзя было прочесть ничего, что написано бледными чернилами.
Вокруг яркого
огня, разведенного прямо против ворот монастырских, больше всех кричали и коверкались нищие. Их радость была исступление; озаренные
трепетным, багровым отблеском
огня, они составляли первый план картины; за ними всё было мрачнее и неопределительнее, люди двигались, как резкие, грубые тени; казалось, неизвестный живописец назначил этим нищим, этим отвратительным лохмотьям приличное место; казалось, он выставил их на свет как главную мысль, главную черту характера своей картины…
И он мне грудь рассёк мечом, // И сердце
трепетное вынул, // И угль, пылающий
огнём, // Во грудь отверстую водвинул.