Однажды отец, выслушав нашу чисто попугайскую утреннюю молитву, собрал нас в своем кабинете и стал
учить ее правильному произношению и смыслу. После этого мы уже не коверкали слов и понимали их значение. Но молитва была холодна и не затрагивала воображения.
— Что мне
учить ее, — ответил Доманевич небрежно, — я с прошлого года знаю все, что он диктовал… Я, брат, «мыслю» еще с первого класса. — И, окинув нас обычным, несколько пренебрежительным взглядом, Доманевич медленно проследовал к своему месту. Теперь у него явилось новое преимущество: едва ли к кому-нибудь из мелюзги учитель мог обратиться за такой услугой…
Неточные совпадения
— Отец и мать тебя не
учили, так я тебя научу.
Закончилось это большим скандалом: в один прекрасный день баба Люба, уперев руки в бока, ругала Уляницкого на весь двор и кричала, что она свою «дытыну» не даст в обиду, что
учить, конечно, можно, но не так… Вот посмотрите, добрые люди: исполосовал у мальчика всю спину. При этом баба Люба так яростно задрала у Петрика рубашку, что он завизжал от боли, как будто у нее в руках был не ее сын, а сам Уляницкий.
В обществе и литературе шли рассуждения о том, «пороть ли розгами ребенка,
учить ли грамоте народ».
— Она не узнает… Можешь сказать, что заходил к товарищу
учить уроки…
В свободное время он ходил с нами гулять, показывал достопримечательности города,
учил управлять лодкой.
Это, конечно, было совершенно верно, но не имело никакого практического смысла. Мой отец, как и другие чиновники, должен был
учить детей там, где служил. Выходило, что выбор дальнейшего образования предопределялся не «умственными склонностями» детей, а случайностями служебных переводов наших отцов.
Ученики его любили с какой-то снисходительной нежностью, но предмета его совсем не
учили.
— Мы, — говорил он, — три года мучимся, три года учимся, три года
учим, три года мучим, а там — хоть к чорту…
Я его знал еще в годы перелома. Он
учил еще довольно серьезно и не мучил, но уже начинал опускаться и запивать…
— Так
учит святая церковь, и мы должны, как дети, подчинять ее материнскому голосу свои суемудрые толкования, хотя бы…
— А вы почему же это не
учите химию? Вам не нравится? Да?
— Ну, брат, — сделал кто-то практический вывод, — теперь можешь круглый год не
учить словесность…
Он помогал мне иной раз
учить уроки и усердно заучивал со мной вместе немецкие слова и грамматические правила.
Жена чиновника играла на рояле, мосье Оливье, или Одифре, — хорошенько не помню, но только господин с польским лицом и французской фамилией, — ставил нас в позиции,
учил ходить по комнате, садиться, кланяться, приглашать, благодарить.
Спасаться, жить по-божески //
Учила нас угодница, // По праздникам к заутрене // Будила… а потом // Потребовала странница, // Чтоб грудью не кормили мы // Детей по постным дням.
Ему очень понравилось, как один лакей с седыми бакенбардами, выказывая презрение к другим молодым, которые над ним подтрунивали,
учил их, как надо складывать салфетки.
Служив отлично-благородно, // Долгами жил его отец, // Давал три бала ежегодно // И промотался наконец. // Судьба Евгения хранила: // Сперва Madame за ним ходила, // Потом Monsieur ее сменил; // Ребенок был резов, но мил. // Monsieur l’Abbé, француз убогой, // Чтоб не измучилось дитя, //
Учил его всему шутя, // Не докучал моралью строгой, // Слегка за шалости бранил // И в Летний сад гулять водил.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не
учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Поят народ распущенный, // Зовут на службы земские, // Сажают,
учат грамоте, — // Нужна ему она!
Простите, люди добрые, //
Учите уму-разуму, // Как жить самой?
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не
учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Скотинин. А уж зачали молодца
учить грамоте?