— Да что уж тут… Известное дело, — гиблое место… Дочь моя за внуком его была, за Евгениевым. Вот и пошли Авдеевы… Не живучи… Сам помер, мать померла, вон двое на руках остались… Я старый, они кволые… Мальчик вот припадочный… Так, видно, и изноем…
Следу не останется…
— Завтра, в Москву! — перекосилось вдруг все лицо Катерины Ивановны, — но… но Боже мой, как это счастливо! — вскричала она в один миг совсем изменившимся голосом и в один миг прогнав свои слезы, так что и
следа не осталось.
Дерсу замолк и задумался. Перед ним воскресло далекое прошлое. Он весь ушел в эти воспоминания. Задумался и я. Действительно, Приморье быстро колонизировалось. Недалеко уже то время, когда от первобытной, девственной тайги и
следа не останется. Исчезнут и звери.
Она засмеялась, и — как странно, как неожиданно изменилось ее красивое лицо! Прежней суровости в нем и
следа не осталось: оно вдруг сделалось светлым, застенчивым, детским.
— Нет, красна пропали. Вчера я сама их видела: они белились на боярском огороде, а сегодня сгинули да пропали. Ночью была погода, так и
следу не осталось: не знаем, на кого подумать.
Неточные совпадения
Но так как он вслед за тем умылся, то, разумеется,
следов от бесчестья
не осталось никаких.
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда в течение семи дней шесть градоначальниц вырывали друг у друга кормило правления, он с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал
следы свои, что законная власть ни минуты
не сомневалась, что Козырь всегда
оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
Когда она вошла в спальню, Вронский внимательно посмотрел на нее. Он искал
следов того разговора, который, он знал, она, так долго
оставаясь в комнате Долли, должна была иметь с нею. Но в ее выражении, возбужденно-сдержанном и что-то скрывающем, он ничего
не нашел, кроме хотя и привычной ему, но всё еще пленяющей его красоты, сознания ее и желания, чтоб она на него действовала. Он
не хотел спросить ее о том, что они говорили, но надеялся, что она сама скажет что-нибудь. Но она сказала только:
Ей-ей!
не то, чтоб содрогнулась // Иль стала вдруг бледна, красна… // У ней и бровь
не шевельнулась; //
Не сжала даже губ она. // Хоть он глядел нельзя прилежней, // Но и
следов Татьяны прежней //
Не мог Онегин обрести. // С ней речь хотел он завести // И — и
не мог. Она спросила, // Давно ль он здесь, откуда он // И
не из их ли уж сторон? // Потом к супругу обратила // Усталый взгляд; скользнула вон… // И недвижим
остался он.
Но
не было ничего, кажется, никаких
следов; только на том месте, где панталоны внизу осеклись и висели бахромой, на бахроме этой
оставались густые
следы запекшейся крови.