Неточные совпадения
В темной
аллее ее лица совсем не было видно… Я вспоминал свое первое впечатление: холодный взгляд, повелительный и пытливый, выражение лица неприятное, властное и сухое… Потом мелькнуло другое выражение: женственное и трогательное, потом все спуталось
в общем безличном обаянии женской близости, — близости любви и драмы… Я уже не различал, моя эта драма или чужая… Мне
начало казаться, что со мной идет другая, та, что на Волге…
Но я отмахнулся и пошел по платформе. Из мглы выступали очертания поезда, и
в рельсах
начинало переливаться что-то тоненьким металлическим клокотанием… Я почти выбежал на холмик и вошел
в аллею. Поезд прошумел и затих… Вскоре послышался его свисток с ближайшего полустанка.
В это время я сидел на мокром откосе придорожной канавы и не помнил, как я сел, и сколько времени сидел, и как поднялся. Зубы мои стучали. Мне показалось, что внутри у меня холодно от вчерашнего железного скрежета.
Неточные совпадения
Остальная половина дороги,
начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают
в сторону, мили на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь
в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие
аллеи бегут
в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
В сознании его оставалось воспоминание, что по этой
аллее он уже прошел,
начиная от скамейки до одного старого дерева, высокого и заметного, всего шагов сотню, раз тридцать или сорок взад и вперед.
Ночь была тихая, теплая, светлая, — петербургская ночь
начала июня месяца, но
в густом, тенистом парке,
в аллее, где он находился, было почти уже совсем темно.
Вечером ей стало невыносимо скучно
в ожидании завтрашнего дня. Она одиноко сидела
в той самой
аллее, где произошло признание, и вдруг ей пришло на мысль пойти к Семигорову. Она дошла до самой его усадьбы, но войти не решилась, а только заглянула
в окно. Он некоторое время ходил
в волнении по комнате, но потом сел к письменному столу и
начал писать. Ей сделалось совестно своей нескромности, и она убежала.
И почтмейстер, не представившись даже дамам, надел свою изношенную соломенную шляпу и ушел
в сад, где, погруженный
в какое-то глубокое размышление,
начал гулять по самым темным
аллеям.