Неточные совпадения
Каникулы приходили к концу, скоро должны были начаться
лекции. В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода в прудах потемнела, отяжелела.
На клумбах садовники заменяли ранние цветы более поздними. С деревьев кое-где срывались рано пожелтевшие листья и падали
на землю, мелькая, как червонное золото,
на фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей в полутора верстах от академии, виднелись гораздо яснее и, казалось,
проходили гораздо ближе, нежели летом.
У крыльца стояла линейка, ожидавшая трех часов и конца
лекций, чтобы отправиться в Москву. Я
сошел со ступенек и сел в линейку. Только отъехав
на некоторое расстояние, я вдруг вспомнил, что мне совсем не надо в Москву. Тогда я соскочил
на ходу.
На меня посмотрели с удивлением, но мне было безразлично. Я оказался как раз у дорожки, где когда-то видел Урмановых вместе… Куда же мне идти? Да, я вышел с последней
лекции…
Доктор выпросил ему позволение
ходить на лекции медико-хирургической академии; молодой человек был с способностями, выучился по-латыни, по-немецки и лечил кой-как.
Раз я пришел прежде его, и так как лекция была любимого профессора, на которую сошлись студенты, не имевшие обыкновения всегда
ходить на лекции, и места все были заняты, я сел на место Оперова, положил на пюпитр свои тетради, а сам вышел.
Подав просьбу, я перестал
ходить на лекции, но всякий день бывал в университете и проводил все свободное время в задушевных, живых беседах с товарищами.
С этого дня, вместо того чтобы ревностно
ходить на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи, все более и более заслуживающие одобрения Введенского.
Неточные совпадения
В университете Райский делит время, по утрам, между
лекциями и Кремлевским садом, в воскресенье
ходит в Никитский монастырь к обедне, заглядывает
на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит в «своем кружке», то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
Едва я успел в аудитории пять или шесть раз в лицах представить студентам суд и расправу университетского сената, как вдруг в начале
лекции явился инспектор, русской службы майор и французский танцмейстер, с унтер-офицером и с приказом в руке — меня взять и свести в карцер. Часть студентов пошла провожать,
на дворе тоже толпилась молодежь; видно, меня не первого вели, когда мы
проходили, все махали фуражками, руками; университетские солдаты двигали их назад, студенты не шли.
Я ему сказал: «Зачем же Вы
ходите на такие
лекции, как мои?» Ответ был неожиданный: «Я хочу, чтобы мне опровергли доказательства против веры в Бога».
Павел опустился — от волнения он едва стоял
на ногах; но потом, когда
лекция кончилась и профессор стал
сходить по лестнице, Павел нагнал его.
Ну, а потом? — спрашивал я сам себя, но тут я припомнил, что эти мечты — гордость, грех, про который нынче же вечером надо будет сказать духовнику, и возвратился к началу рассуждений: — Для приготовления к
лекциям я буду
ходить пешком
на Воробьевы горы; выберу себе там местечко под деревом и буду читать
лекции; иногда возьму с собой что-нибудь закусить: сыру или пирожок от Педотти, или что-нибудь.