Неточные совпадения
Но если он попадал
к человеку незнакомому, тогда движения маленьких рук становились медленнее: мальчик осторожно и внимательно проводил ими по незнакомому
лицу, и его черты выражали напряженное внимание; он как будто «вглядывался» кончиками своих пальцев.
Живость движений понемногу терялась; он стал забиваться в укромные уголки и сидел там по целым часам смирно, с застывшими чертами
лица, как будто
к чему-то прислушиваясь.
Мир, сверкавший, двигавшийся и звучавший вокруг, в маленькую головку слепого проникал главным образом в форме звуков, и в эти формы отливались его представления. На
лице застывало особенное внимание
к звукам: нижняя челюсть слегка оттягивалась вперед на тонкой и удлинившейся шее. Брови приобретали особенную подвижность, а красивые, но неподвижные глаза придавали
лицу слепого какой-то суровый и вместе трогательный отпечаток.
На
лице мальчика это оживление природы сказывалось болезненным недоумением. Он с усилием сдвигал свои брови, вытягивал шею, прислушивался и затем, как будто встревоженный непонятною суетой звуков, вдруг протягивал руки, разыскивая мать, и кидался
к ней, крепко прижимаясь
к ее груди.
С первых же шагов, когда лучи теплого дня ударили ему в
лицо, согрели нежную кожу, он инстинктивно поворачивал
к солнцу свои незрячие глаза, как будто чувствуя,
к какому центру тяготеет все окружающее.
После первой весенней прогулки мальчик пролежал несколько дней в бреду. Он то лежал неподвижно и безмолвно в своей постели, то бормотал что-то и
к чему-то прислушивался. И во все это время с его
лица не сходило характерное выражение недоумения.
И мальчик поворачивал
к ней свое
лицо, светившееся благодарностью, брал ее руку и кивал головой, продолжая прислушиваться с вдумчивым и осмысленным вниманием.
Дядя Максим всегда недовольно хмурился в таких случаях, и, когда на глазах матери являлись слезы, а
лицо ребенка бледнело от сосредоточенных усилий, тогда Максим вмешивался в разговор, отстранял сестру и начинал свои рассказы, в которых, по возможности, прибегал только
к пространственным и звуковым представлениям.
Эти, не оставлявшие ребенка ни на минуту бессознательные порывы
к незнакомому ему свету отпечатлевались на его
лице все глубже и глубже выражением смутного страдающего усилия.
И она сознавала, что гордая «пани» смиряется в ней перед конюхом-хлопом. Она забывала его грубую одежду и запах дегтя, и сквозь тихие переливы песни вспоминалось ей добродушное
лицо, с мягким выражением серых глаз и застенчиво-юмористическою улыбкой из-под длинных усов. По временам краска гнева опять приливала
к лицу и вискам молодой женщины: она чувствовала, что в борьбе из-за внимания ее ребенка она стала с этим мужиком на одну арену, на равной ноге, и он, «хлоп», победил.
Ей вспомнилось выражение боли, вызванное ее игрой на
лице мальчика, и жгучие слезы лились у нее из глаз, и по временам она с трудом сдерживала подступавшие
к горлу и готовые вырваться рыдания.
Лицо слепого, вместе с напряженным вниманием, выражало удовольствие; он, видимо, любовался каждым отдельным тоном, и уже в этой чуткой внимательности
к элементарным звукам, составным частям будущей мелодии, сказывались задатки артиста.
Мальчик, несколько избалованный всеобщею уступчивостью, не привык
к таким настойчивым возражениям. Вспышка гнева прошла по его
лицу нервною волной; он приподнялся и заговорил быстро и возбужденно...
— Слепо-ой? — протянула она нараспев, и голос ее дрогнул, как будто это грустное слово, тихо произнесенное мальчиком, нанесло неизгладимый удар в ее маленькое женственное сердце. — Слепо-ой? — повторила она еще более дрогнувшим голосом, и, как будто ища защиты от охватившего всю ее неодолимого чувства жалости, она вдруг обвила шею мальчика руками и прислонилась
к нему
лицом.
Эта неожиданная идея поразила Максима таким удивлением, что он в первую минуту не знал, что сказать сестре. Он заставил ее повторить свои опыты и, присмотревшись
к напряженному выражению
лица слепого, покачал головой.
— Что это… было? — повернулся он
к ней взволнованным
лицом.
Между тем молодые люди с нетерпением ждали этого ответа. Студент приподнялся на локте и повернул
к девушке
лицо, оживленное любопытством. Ее сосед уставился на нее спокойным, пытливым взглядом. Слепой переменил свою непринужденную позу, выпрямился и потом вытянул голову, отвернувшись
лицом от остальных собеседников.
Кровь отлила
к сердцу, а на
лице она сама ощутила внезапную бледность.
Молодой человек, казалось, шел вслед за девушкой, не сознавая хорошо, куда она ведет его. Когда в дверях показалось его бледное
лицо и тонкая фигура, он вдруг приостановился на пороге этой освещенной комнаты. Но затем он перешагнул через порог и быстро, хотя с тем же полурассеянным, полусосредоточенным видом подошел
к фортепиано.
А Петр все молчал, приподняв кверху слепые глаза, и все будто прислушивался
к чему-то. В его душе подымались, как расколыхавшиеся волны, самые разнообразные ощущения. Прилив неведомой жизни подхватывал его, как подхватывает волна на морском берегу долго и мирно стоявшую на песке лодку… На
лице виднелось удивление, вопрос, и еще какое-то особенное возбуждение проходило по нем быстрыми тенями. Слепые глаза казались глубокими и темными.
По мере того как звуки росли, старый спорщик стал вспоминать что-то, должно быть свою молодость, потому что глаза его заискрились,
лицо покраснело, весь он выпрямился и, приподняв руку, хотел даже ударить кулаком по столу, но удержался и опустил кулак без всякого звука. Оглядев своих молодцов быстрым взглядом, он погладил усы и, наклонившись
к Максиму, прошептал...
Его
лицо вспыхивало каждый раз, когда молодой хозяин переходил
к восторженным похвалам его собственному, необработанному, но сильному музыкальному чувству.
— Теперь ничего подобного не бывает, — резко сказал Петр, подъехавший тоже
к экипажу. Подняв брови и насторожившись
к топоту соседних лошадей, он заставил свою лошадь идти рядом с коляской… Его
лицо было бледнее обыкновенного, выдавая глубокое внутреннее волнение… — Теперь все это уже исчезло, — повторил он.
Максим говорил серьезно и с какою-то искренней важностью. В бурных спорах, которые происходили у отца Ставрученка с сыновьями, он обыкновенно не принимал участия и только посмеивался, благодушно улыбаясь на апелляции
к нему молодежи, считавшей его своим союзником. Теперь, сам затронутый отголосками этой трогательной драмы, так внезапно ожившей для всех над старым мшистым камнем, он чувствовал, кроме того, что этот эпизод из прошлого странным образом коснулся в
лице Петра близкого им всем настоящего.
Раз оставив свой обычный слегка насмешливый тон, Максим, очевидно, был расположен говорить серьезно. А для серьезного разговора на эту тему теперь уже не оставалось времени… Коляска подъехала
к воротам монастыря, и студент, наклонясь, придержал за повод лошадь Петра, на
лице которого, как в открытой книге, виднелось глубокое волнение.
Анна Михайловна вынула из кошелька и в темноте подала ему бумажку. Слепой быстро выхватил ее из протянутой
к нему руки, и под тусклым лучом,
к которому они уже успели подняться, она видела, как он приложил бумажку
к щеке и стал водить по ней пальцем. Странно освещенное и бледное
лицо, так похожее на
лицо ее сына, исказилось вдруг выражением наивной и жадной радости.
Но тишина, водворившаяся среди небольшого общества, имела еще другую причину. По какому-то общему побуждению, вероятно, вытекавшему из ощущения высоты и своей беспомощности, оба слепые подошли
к углам пролетов и стали, опершись на них обеими руками, повернув
лица навстречу тихому вечернему ветру.
В проходе вынырнуло вдруг из темноты новое
лицо. Это был, очевидно, Роман.
Лицо его было широко, изрыто оспой и чрезвычайно добродушно. Закрытые веки скрывали впадины глаз, на губах играла добродушная улыбка. Пройдя мимо прижавшейся
к стене девушки, он поднялся на площадку. Размахнувшаяся рука его товарища попала ему сбоку в шею.
Точно по безмолвному уговору, никто не возвращался
к эпизоду в монастыре, и вся эта поездка как будто выпала у всех из памяти и забылась. Однако было заметно, что она запала глубоко в сердце слепого. Всякий раз, оставшись наедине или в минуты общего молчания, когда его не развлекали разговоры окружающих, Петр глубоко задумывался, и на
лице его ложилось выражение какой-то горечи. Это было знакомое всем выражение, но теперь оно казалось более резким и сильно напоминало слепого звонаря.
Анна Михайловна стояла неподвижно, в состоянии, близком
к кошмару, и не могла оторвать испуганного взгляда от огненной полосы, которая, казалось ей, легкими, но все же заметными толчками все ближе надвигается
к лицу ее сына.
Когда же этот шар, все выраставший по мере приближения
к земле, подергивался тяжелым красным туманом и тихо скрывался за снежным горизонтом,
лицо слепого становилось спокойнее и мягче, и он уходил в свою комнату.
Было ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного кризиса, или, наконец, то и другое соединилось вместе, но только на другой день Петр лежал в своей комнате в нервной горячке. Он метался в постели с искаженным
лицом, по временам
к чему-то прислушиваясь, и куда-то порывался бежать. Старый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном весеннем ветре; Максим хмурил брови и не глядел на сестру.
Третий был совсем юноша, в новой крестьянской одежде, с бледным и как будто слегка испуганным
лицом; его шаги были неуверенны, и по временам он останавливался, как будто прислушиваясь
к чему-то назади и мешая движению товарищей.
В течение нескольких секунд он стоял с приподнятым кверху и просветлевшим
лицом. Он был так странен, что все невольно обратились
к нему, и кругом все смолкло. Всем казалось, что человек, стоявший среди комнаты, был не тот, которого они так хорошо знали, а какой-то другой, незнакомый. А тот прежний исчез, окруженный внезапно опустившеюся на него тайной.
Действительно, и это бледное
лицо с выражением вдумчивого внимания, и неподвижные глаза, и вся его фигура предрасполагали
к чему-то особенному, непривычному.