А поп Иван стал вычитывать обманы, и оказалось, что обманов было — двадцать одна тысяча девятьсот тридцать три обмана; и поп стал высчитывать, сколько Макар выпил бутылок водки, и оказалось — четыреста бутылок; и поп читал далее, а
Макар видел, что деревянная чашка весов перетягивает золотую и что она опускается уже в яму, и, пока поп читал, она все опускалась.
Неточные совпадения
Этот сон
видел бедный
Макар, который загнал своих телят в далекие, угрюмые страны, — тот самый
Макар, на которого, как известно, валятся все шишки.
— Куда же ты,
Макар? — крикнул, смеясь, чужой человек,
видя, что лошадь
Макара, вместо того чтобы ехать прямо, свернула влево, по направлению к татарам.
— Тпру-у!.. Тпру-у!..
Видишь, конь проклятый какой… куда едет! — оправдывался
Макар, все-таки крепко натягивая левую вожжу и незаметно подхлестывая лысанку правой.
Между тем в избе становилось все теснее и теснее. Входили новые посетители — якуты, приехавшие молиться и пить татарскую водку. Хозяин
увидел, что скоро не хватит всем места. Он встал из-за стола и окинул взглядом собрание. Взгляд этот проник в темный угол и
увидел там якута и
Макара.
Макар остановился. В этом месте, почти на самую дорогу, выдвигалось начало целой системы ловушек. При фосфорическом свете ему была ясно видна невысокая городьба из валежника; он
видел даже первую плаху — три тяжелых длинных бревна, упертых на отвесном колу и поддерживаемых довольно хитрою системой рычагов с волосяными веревочками.
Но, чу!.. Легкий шорох… В тайге мелькнула красноватая шерсть, на этот раз в освещенном месте, так близко!..
Макар ясно
видел острые уши лисицы; ее пушистый хвост вилял из стороны в сторону, как будто заманивая
Макара в чащу. Она исчезла между стволами, в направлении Макаровых ловушек, и вскоре по лесу пронесся глухой, но сильный удар. Он прозвучал сначала отрывисто, глухо, потом как будто отдался под навесом тайги и тихо замер в далеком овраге.
Макар с удивлением заметил, что после попа Ивана не остается следов на снегу. Взглянув себе под ноги, он также не
увидел следов: снег был чист и гладок, как скатерть. Он подумал, что теперь ему очень удобно ходить по чужим ловушкам, так как никто об этом не может узнать; но попик, угадавший, очевидно, его сокровенную мысль, повернулся к нему и сказал...
Правда,
Макар не
видел еще рассвета, но, судя по пространству, ему казалось, что они шли уже целую неделю: так много они оставили за собой падей и сопок [Падь — ущелье, овраг между горами; сопка — остроконечная гора.
— Тише, тише,
Макар! Ты все забываешь, что ты уже умер… Зачем тебе конь? Да притом, разве ты не
видишь, что пешком ты подвигаешься гораздо быстрее татарина? Хочешь, чтоб тебе пришлось ехать целых тысячу лет?
— Собака тебе приятель, а не я! — сердито ответил
Макар. —
Видишь ты: украл коня и просит табаку! Пропадай ты совсем, мне и то не будет жалко.
Макар оглянулся. Сзади расстилалась только белая пустынная равнина. Татарин мелькнул на одну секунду далекою точкой.
Макару казалось, что он
увидел, как белая пыль летит из-под копыт его пегашки, но через секунду и эта точка исчезла.
— Ну, ну, — сказал
Макар. — Будет татарину и без табаку ладно.
Видишь ты: испортил коня, проклятый!
Макар действительно слышал это от стариков, но так как во время своей жизни
видел нередко, что татары уезжали на краденых конях до самого города, то, понятно, он старикам не давал веры. Теперь же он пришел к убеждению, что и старики говорят иногда правду.
Между другими фигурами
Макару попался незнакомый старик; он был, очевидно, чалганец; это было видно по лицу, по одежде, даже по походке, но
Макар не мог припомнить, чтоб он когда-либо прежде его
видел.
И при первом же взгляде на старого Тойона
Макар узнал, что это тот самый старик, которого он
видел нарисованным в церкви. Только тут с ним не было сына;
Макар подумал, что, вероятно, последний ушел по хозяйству. Зато голубь влетел в комнату и, покружившись у старика над головою, сел к нему на колени. И старый Тойон гладил голубя рукою, сидя на особо приготовленном для него стуле.
Тогда
Макар подумал про себя, что дело его плохо, и, подойдя к весам, попытался незаметно поддержать чашку ногою. Но один из работников
увидел это, и у них вышел шум.
А
Макар продолжал: у них все записано в книге… Пусть же они поищут: когда он испытал от кого-нибудь ласку, привет или радость? Где его дети? Когда они умирали, ему было горько и тяжело, а когда вырастали, то уходили от него, чтобы в одиночку биться с тяжелою нуждой. И он состарился один со своей второю старухой и
видел, как его оставляют силы и подходит злая, бесприютная дряхлость. Они стояли одинокие, как стоят в степи две сиротливые елки, которых бьют отовсюду жестокие метели.
Конечно, если бы
Макар мог
видеть, какое действие производила его речь на старого Тойона, если б он
видел, что каждое его гневное слово падало на золотую чашку, как свинцовая гиря, он усмирил бы свое сердце. Но он всего этого не
видел, потому что в его сердце вливалось слепое отчаяние.
Один момент — и детская душа улетела бы из маленького тельца, как легкий вздох, но в эту самую минуту за избушкой раздался отчаянный, нечеловеческий крик. Макар бросился из избушки, как был без шапки. Саженях в двадцати от избушки, в мелкой березовой поросли копошились в снегу три человеческих фигуры. Подбежав к ним,
Макар увидел, как солдат Артем одною рукой старался оттащить голосившую Аграфену с лежавшего ничком в снегу Кирилла, а другою рукой ощупывал убитого, отыскивая что-то еще на теплом трупе.
Неточные совпадения
День был чрезвычайно ясный; стору у
Макара Ивановича не поднимали обыкновенно во весь день, по приказанию доктора; но на окне была не стора, а занавеска, так что самый верх окна был все-таки не закрыт; это потому, что старик тяготился, не
видя совсем, при прежней сторе, солнца.
— Для меня, господа, — возвысил я еще пуще голос, — для меня
видеть вас всех подле этого младенца (я указал на
Макара) — есть безобразие. Тут одна лишь святая — это мама, но и она…
— Унять, унять его! — озверела совсем Татьяна Павловна. Мама затрепетала.
Макар Иванович,
видя всеобщий испуг, тоже испугался.
Нехлюдов
видел это на всех знакомых ему арестантах: на Федорове, на
Макаре и даже на Тарасе, который, проведя два месяца на этапах, поразил Нехлюдова безнравственностью своих суждений.
Смирения у Михея Зотыча, однако, хватило ненадолго. Он узнал, что в доме попа
Макара устраивается «голодная столовая», и отправился туда. Ему все нужно было
видеть. Поп
Макар сильно постарел и был весь седой. Он два года назад похоронил свою попадью Луковну и точно весь засох с горя. В первую минуту он даже не узнал старого благоприятеля.