Неточные совпадения
Он старался казаться
человеком, которому наиближайшим и самым доверенным образом известны все высшие планы, предначертания, намерения и решения, который «все знает», потому что посвящен во все государственные и политические тайны первейшей важности, но знает их про себя, и только порою, как бы вскользь и ненароком
дает чувствовать, что ему известно и ч т о он может…
Устинов и стриженая
дама весьма удивились: все четверо хотя и присутствовали на панихиде, но были
люди далеко не бойкие и едва ли в чем особенно замешанные.
— А потому, что глупый
человек. Что он их эти молитвы вдолбяжку заставляет учить да побасенки рассказывает! Тут нужно не того: нужно им разъяснять это дело внастоящую! В корень! Нужно здоровую почву подготовить, закваску хорошую
дать.
— Нет, батюшка, извините меня, старика, а скажу я вам по-солдатски! — решительным тоном завершил Петр Петрович. — Дело это я почитаю, ровно царскую службу мою, святым делом, и взялся я за него, на старости лет, с молитвой да с Божьим благословением, так уж дьявола-то тешить этим делом мне не приходится. Я, сударь мой, хочу обучать ребят, чтоб они были добрыми христианами да честными русскими
людьми. Мне за них отчет Богу
давать придется; так уж не смущайте вы нашего дела!
И острослов направился своею лениво-перевалистою походкою к одной полной пожилой
даме, которая, невзирая на двух взрослых и рядом с нею сидящих дочерей, все еще стремилась молодиться и нравиться, и разговаривая с
людьми, глядела на них не иначе как сквозь лорнет.
Уж я этому квартальному, чтобы не часто шатался, грешный
человек,
дал по секрету трешницу.
В тихих глазах светился ум, улыбка дышала кротостию, и только одни характерные углы губ
давали чувствовать, что в случае надобности у этого
человека найдется достаточно энергии, мужества, силы воли и твердости характера.
— То есть, ваше превосходительство, хотите
дать мне уразуметь, что я мешаюсь не в свое дело, — благодушно улыбаясь, заметил Иосаф; — но ведь я прошу только снизойти на просьбу, я в этом случае обращаюсь к сердцу
человека.
Сын ее
давал уроки в трех домах и получал за это ежемесячно двенадцать рублей, но после злосчастного «Орла» ему сразу отказали два дома, и молодому
человеку пришлось остаться на четырех рублях в месяц, а на эту сумму не только в Славнобубенске, но даже и в каком-нибудь Енотаевске или Бузулуке особенно не разживешься, и потому Иван Шишкин начинал уже голодать.
—
Дайте вашу руку!.. Вы
человек годящийся! — похвалил он с видом покровительства.
«Уплата подушных окладов, имевших назначением содержание столь многочисленной армии, со дня издания Манифеста, отменяется. Всем солдатам, возвращающимся из службы, также всем дворовым
людям, фабричным и мещанам повелеваем
дать без всякого возмездия надел земли из казенных дач обширной Империи Нашей».
— Э, батенька, я ни с кем церемонных-то знакомств не имею! — махнул рукой Ардальон. — Я ведь
человек прямой! Мы ведь с вами никаких столкновений не имели — так чего же нам?! А что если я тогда был секундантом у Подвиляньского, так это что же? Дело прошлое! А я, собственно, ни против вас, ни против Устинова ничего не имею, да и все это, знаете, в сущности-то, одна только ерунда! Ей-Богу, ерунда! Порядочным
людям из-за такого вздора расходиться нечего! Все это се sont des пустяки! Дайте-ка мне папиросочку.
Председатель казенной палаты однажды не на шутку обиделся, когда к нему обратились, чтоб он
дал в каком-то вопросе свое мнение, «как добрый патриот», и отвечал, что он слишком считает себя развитым
человеком, чтобы держаться таких узких, отживших понятий, как нелепое понятие о патриотизме.
— Да что мне уговор! Я
человек независимый и ливреи не ношу, хотя бы и студентской. А впрочем, коли скупитесь
дать, мы и свою достанем.
Ему сказали, что начальство поступило бы еще лучше, если бы вовсе не призывало войска против безоружных
людей, тогда, как теперь, вероятно, отсутствующему Государю
дали знать в Ливадию, что студенты бунтуют, выставили их бунтовщиками и потому-де вынуждены были употребить военную силу.
— Я вам могу пока поручиться за одно, — с достоинством и твердо заговорил студент. — Я, действительно, прежде всего и более всего убежден, что я — честный
человек и не
дам вам повода разочароваться во мне в этом отношении.
Обеда в коммуне не стряпали, а вся братия ходила питать себя поблизости в одну кухмистерскую, которую содержала некоторая
дама или девица, принадлежавшая тоже к лику «новых
людей».
— Погодите, посидите-ка лучше с нами,
дайте на себя поглядеть! — весело предложила она старому своему приятелю; — а мы лучше дело-то вот как устроим: чем самим вам ездить, так лучше я напишу к ней записку, чтобы она приезжала сейчас же, безотлагательно, по очень важному делу, и на извозчике пошлю за нею
человека. Это будет гораздо удобнее.
Оно, конечно, такие казусы, как с Нюточкой, и без новых
людей сплошь да рядом встречаются; «отцы » тоже маху не
давали, и сущность осталась та же, но форма, внешняя форма изменилась.
Впрочем, сама «кузинка», несмотря на все назойливые приставанья, не
давала восточному
человеку ни малейшего отчета в своих последних поступках.
—
Дайте ж мне кинжал! Я восточный
человек!.. азиатский
человек!.. Понимаете?!. Я… я пойду… Я с кинжалом! — харкал меж тем азартно бегающий Казаладзе.
Храня сухой и сдержанный вид
человека обиженного и поссорившегося, он явился к ним под предлогом, чтобы забрать кое-что из оставшихся вещей своих, белье да платье, однако же с сильным желанием в душе, чтобы дело приняло удачный оборот и
дало бы ему возможность снова поселиться в коммуне и снова верховодить ее сожителями. В сущности, он очень хорошо сознавал, что вне коммуны ему почти некуда и деваться.
О пожаре на Толкучем купец Александров, в лавке которого первоначально загорелось,
дал показание, что «28-го мая, в пятом часу, пришли к нему в лавку четверо молодых
людей, перебирали товары — все будто не находят, что им нужно, пошли к нему наверх, рылись и ушли, купив на рубль разного хламу.
Толковали, что дворник поймал на поджоге протопопа в камилавке; что поджигает главнейшим образом какой-то генерал, у которого спина намазана горючим составом, так что стоит ему почесаться спиною о забор — он и загорится; что за Аракчеевскими казармами приготовлено пять виселиц, и на одной из них уже повешен один генерал «за измену»; что пожарные представили одного иностранца и одного русского, которые
давали им 100 р., чтобы только они не тушили Толкучего рынка; что семидесятилетняя баба ходила в Смольный поджигать и, схваченная там, объяснила на допросе, будто получила 100 рублей, но не откроет-де, кто
дал ей деньги, хошь в кусочки искрошите; что Петербург поджигает целая шайка в триста
человека и что видели, как ночью Тихвинская Богородица ходила, сама из Тихвина пришла и говорила: «вы, голубчики, не бойтесь, эфтому кварталу не гореть».
Неточные совпадения
Осип (принимая деньги).А покорнейше благодарю, сударь.
Дай бог вам всякого здоровья! бедный
человек, помогли ему.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица!
Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Ляпкин-Тяпкин, судья,
человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему
дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне
дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
— // «
Дай прежде покурю!» // Покамест он покуривал, // У Власа наши странники // Спросили: «Что за гусь?» // — Так, подбегало-мученик, // Приписан к нашей волости, // Барона Синегузина // Дворовый
человек, // Викентий Александрович.