Неточные совпадения
— Что вы мне очки втираете?
Дети? Жена? Плевать я хочу на ваших
детей! Прежде чем наделать
детей, вы бы
подумали, чем их кормить. Что? Ага, теперь — виноват, господин полковник. Господин полковник в вашем деле ничем не виноват. Вы, капитан, знаете, что если господин полковник теперь не отдает вас под суд, то я этим совершаю преступление по службе. Что-о-о? Извольте ма-алчать! Не ошибка-с, а преступление-с. Вам место не в полку, а вы сами знаете — где. Что?
Сначала она
думала о детях, о которых, хотя княгиня, а главное Кити (она на нее больше надеялась), обещала за ними смотреть, она всё-таки беспокоилась.
Он не воспользовался этим разрешением, этой просьбой, как воспользовался бы всякий другой мужчина, он сейчас же
подумал о ребенке… Этот ребенок был теперь для нее дороже ее самой… Он подумал о нем.
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. — Ради Бога,
подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват, нет слов сказать, как я виноват! Но, Долли, прости!
Неточные совпадения
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить
думать о ней. Воспоминания
о доме и
детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Она попросила Левина и Воркуева пройти в гостиную, а сама осталась поговорить
о чем-то с братом. «
О разводе,
о Вронском,
о том, что он делает в клубе, обо мне?»
думал Левин. И его так волновал вопрос
о том, что она говорит со Степаном Аркадьичем, что он почти не слушал того, что рассказывал ему Воркуев
о достоинствах написанного Анной Аркадьевной романа для
детей.
Дома ей, за заботами
о детях, никогда не бывало времени
думать.
— Я сделаю, — сказала Долли и, встав, осторожно стала водить ложкой по пенящемуся сахару, изредка, чтоб отлепить от ложки приставшее к ней, постукивая ею по тарелке, покрытой уже разноцветными, желто-розовыми, с подтекающим кровяным сиропом, пенками. «Как они будут это лизать с чаем!»
думала она
о своих
детях, вспоминая, как она сама, бывши
ребенком, удивлялась, что большие не едят самого лучшего — пенок.
Через несколько дней Самгин одиноко сидел в столовой за вечерним чаем,
думая о том, как много в его жизни лишнего, изжитого. Вспомнилась комната, набитая изломанными вещами, — комната, которую он неожиданно открыл дома, будучи
ребенком. В эти невеселые думы тихо, точно призрак, вошел Суслов.