Неточные совпадения
Дом двухэтажный, зеленый с белым, выстроен
в ложнорусском, ёрническом, ропетовском стиле, с коньками, резными наличниками, петухами
и деревянными полотенцами, окаймленными деревянными же кружевами; ковер с белой дорожкой на лестнице;
в передней чучело медведя, держащее
в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек;
в танцевальном зале паркет, на окнах малиновые шелковые тяжелые занавеси
и тюль, вдоль стен белые с золотом стулья
и зеркала
в золоченых рамах; есть два
кабинета с коврами, диванами
и мягкими атласными пуфами;
в спальнях голубые
и розовые фонари, канаусовые одеяла
и чистые подушки; обитательницы одеты
в открытые бальные платья, опушенные мехом, или
в дорогие маскарадные костюмы гусаров, пажей, рыбачек, гимназисток,
и большинство из них — остзейские немки, — крупные, белотелые, грудастые красивые женщины.
По давнему обычаю, горничные заведения ранним утром, пока их барышни еще спят, купили на базаре целый воз осоки
и разбросали ее длинную, хрустящую под ногами, толстую траву повсюду:
в коридорах,
в кабинетах,
в зале.
Он заметил также, что все бывшие
в кабинете муж чины, за исключением Лихонина, глядят на нее — иные откровенно, другие — украдкой
и точно мельком, — с любопытством
и затаенным желанием.
Но Боря не мог оставить. У него была несчастная особенность!: опьянение не действовало ему ни на ноги, ни на язык но приводило его
в мрачное, обидчивое настроение
и толкало на ссоры. А Платонов давно уже раздражал его своим небрежно-искренним, уверенным
и серьезным тоном, так мало подходящим к отдельному
кабинету публичного дома Но еще больше сердило Собашникова то кажущееся равнодушие, с которым репортер пропускал его злые вставки
в разговор.
В это время
в кабинет вошел Симеон с подносом, на котором стояли два бокала с игристым золотым вином
и лежала большая визитная карточка.
Лихонин
и Ярченко не захотели остаться у него
в долгу. Началась попойка. Бог знает каким образом
в кабинете очутились вскоре Мишка-певец
и Колька-бухгалтер, которые сейчас же запели своими скачущими голосами...
В кабинете вдруг сделалось тесно, дымно, шумливо
и душно.
Приказчики от Керешковского, обиженные тем, что девицы больше уделяли внимания
кабинету, чем залу, затеяли было скандал
и пробовали вступить со студентами
в задорное объяснение, но Симеон
в один миг укротил их двумя-тремя властными словами, брошенными как будто бы мимоходом.
— А, право, сам не знаю. Хотел было переночевать
в кабинете у Исай Саввича, но жаль потерять такое чудесное утро. Думаю выкупаться, а потом сяду на пароход
и поеду
в Липский монастырь к одному знакомому пьяному чернецу. А что?
Сине
и едко было
в кабинете от густого табачного дыма, на свечах
в канделябрах застыли оплывшие бородавчатые струйки; залитый кофеем
и вином, забросанный апельсинными корками стол казался безобразным.
Утренний полусвет, водянистый
и сонный, наполнил комнату сквозь щели ставен. Слабыми струйками курились потушенные фитили свечей. Слоистыми голубыми пеленами колыхался табачный дым, но солнечный луч, прорезавшийся сквозь сердцеобразную выемку
в ставне, пронизал
кабинет вкось веселым, пыльным, золотым мечом
и жидким горячим золотом расплескался на обоях стены.
В одном из таких
кабинетов сидело четверо — две дамы
и двое мужчин: известная всей России артистка певица Ровинская, большая красивая женщина с длинными зелеными египетскими глазами
и длинным, красным, чувственным ртом, на котором углы губ хищно опускались книзу; баронесса Тефтинг, маленькая, изящная, бледная,ее повсюду видели вместе с артисткой; знаменитый адвокат Рязанов
и Володя Чаплинский, богатый светский молодой человек, композитор-дилетант, автор нескольких маленьких романсов
и многих злободневных острот, ходивших по городу.
Снаружи у дверей дежурил, прислонясь к стене, лакей, а толстый, рослый, важный метрдотель, у которого на всегда оттопыренном мизинце правой руки сверкал огромный брильянт, часто останавливался у этих дверей
и внимательно прислушивался одним ухом к тому, что делалось
в кабинете.
Их провели
в кабинет с малиновыми обоями, а на обоях повторялся,
в стиле «ампир», золотой рисунок
в виде мелких лавровых венков.
И сразу Ровинская узнала своей зоркой артистической памятью, что совершенно такие же обои были
и в том
кабинете, где они все четверо только что сидели.
И все обошлось бы хорошо, если бы вдруг не ворвалась
в кабинет Манька Беленькая
в одной нижней рубашке
и в белых кружевных штанишках.
Вбежав
в кабинет, она сразу от неожиданности упала на пол
и, лежа на спине, расхохоталась так искренно, что
и все остальные расхохотались.
Любку страшно морил сон, слипались глаза,
и она с усилием таращила их, чтобы не заснуть, а на губах лежала та же наивная, детская, усталая улыбка, которую Лихонин заметил еще
и там,
в кабинете.
И из одного угла ее рта слегка тянулась слюна.
— Ничего, ничего, дорогая Любочка, — быстро прошептал Лихонин, задерживаясь
в дверях
кабинета, — ничего, сестра моя, это всё люди свои, хорошие, добрые товарищи. Они помогут тебе, помогут нам обоим. Ты не гляди, что они иногда шутят
и врут глупости. А сердца у них золотые.
Она ушла. Спустя десять минут
в кабинет вплыла экономка Эмма Эдуардовна
в сатиновом голубом пеньюаре, дебелая, с важным лицом, расширявшимся от лба вниз к щекам, точно уродливая тыква, со всеми своими массивными подбородками
и грудями, с маленькими, зоркими, черными, безресницыми глазами, с тонкими, злыми, поджатыми губами. Лихонин, привстав, пожал протянутую ему пухлую руку, унизанную кольцами,
и вдруг подумал брезгливо...
Да
и то надо сказать, разве Коля, подобно большинству его сверстников, не видал, как горничная Фрося, такая краснощекая, вечно веселая, с ногами твердости стали (он иногда, развозившись, хлопал ее по спине), как она однажды, когда Коля случайно быстро вошел
в папин
кабинет, прыснула оттуда во весь дух, закрыв лицо передником,
и разве он не видал, что
в это время у папы было лицо красное, с сизым, как бы удлинившимся носом,
и Коля подумал: «Папа похож на индюка».
— Ты меня извини, Женечка, я сейчас должен обедать, — сказал он, — так, может быть, ты пойдешь вместе со мной
и расскажешь,
в чем дело, а я заодно успею поесть. Тут неподалеку есть скромный кабачишко.
В это время там совсем нет народа,
и даже имеется маленькое стойлице вроде отдельного
кабинета, — там нам с тобой будет чудесно. Пойдем! Может быть,
и ты что-нибудь скушаешь.