— Господин великий
князь приехал! — разнеслось по городу, и по всем концам его зашумело, как в рою пчелином, когда возвращается матка, отлетавшая погулять с своею охранной стражей.
Неточные совпадения
— Помилуй, государь, отец наш! грех попутал, — вопил он. — Возьми свое нелюбье назад, а я тебе службу сослужу: будешь мною доволен…
Князь верейский сильно захворал… с этой вестью нароком
приехал ко мне родич мой… Поспеши, батюшка, гонца, пока не отдал богу душу.
— Всемогущим богом, — кричали осужденные, кланяясь народу, — нашим и вашим богом клянемся, мы невинны! Господи! Ты видишь, мы невинны, и знаешь наших оговорщиков перед великим
князем… Мамон, Русалка, дадите ответ на том свете!.. Иноземцы, несчастные, зачем вы сюда
приехали? Берегитесь… Во имя отца и сына и…
Когда Аристотель, служивший на этот раз переводчиком, представил лекаря, Иван Васильевич зорко посмотрел на
приезжего, немного привстал с кресла и протянул ему руку, которую этот поцеловал, став на одно колено. Великому
князю, тотчас после осквернения его руки нечистыми устами, поднесли умывальник и блюдо, но он слегка кивнул боярину, исполнявшему эту обязанность, давая ему знать, что она не нужна.
Слышалось имя великого
князя, и думали, не сам ли он по каким-нибудь наговорам
приехал забирать их господина.
Они, с дозволения великого
князя,
приехали бить челом Хабару-Симскому, чтобы он взял их под свое воеводство.
То и дело начали
приезжать в Москву передовые великого
князя; пыль не ложилась по улицам городским.
Лишь только
приехал он, провел весь вечер у великого
князя в беседах искренних и веселых.
Здесь
приезжал жидовин новокрещеный, Данилом зовут, а ныне христианин, да мне за столом сказывал во все люди: „Понарядился есми из Киева к Москве, ино де мне почали жидова лаяти: собака-де ты, куда нарядился? князь-де великой на Москве церкви все выметал вон!“ Долетали эти стрелы до Ивана Васильевича, но от них не было ему больно: он над ними смеялся и продолжал делать свое.
Вот зачем
приезжал Антон Эренштейн на Русь! Да еще затем, чтобы оставить по себе следующие почетные и правдивые строки в истории: «Врач немчин Антон приеха (в 1485) к великому
князю; его же в велице чести держал великий
князь; врачеваже Каракачу, царевича Даньярова, да умори его смертным зелием за посмех.
Князь же великий выдал его «татарам»… они же свели его на Москву-реку под мост зимою и зарезали ножем, как овцу».
— Прошу пана оказать услугу! — произнес жид, — вот
князь приехал из чужого края, хочет посмотреть на козаков. Он еще сроду не видел, что это за народ козаки.
И вот я должен сообщить вам — я именно и к
князю приехал, чтоб ему сообщить об одном чрезвычайном обстоятельстве: три часа назад, то есть это ровно в то время, когда они составляли с адвокатом этот акт, явился ко мне уполномоченный Андрея Петровича и передал мне от него вызов… формальный вызов из-за истории в Эмсе…
Князь приехал в Васильевское, чтоб прогнать своего управляющего, одного блудного немца, человека амбиционного, агронома, одаренного почтенной сединой, очками и горбатым носом, но, при всех этих преимуществах, кравшего без стыда и цензуры и сверх того замучившего нескольких мужиков.
— Гм!.. — произнес метрдотель и пододвинул шашку. — Спросить бы ее, паря, надо, куда это она едет: а то
князь приедет, хватится ее, что мы ему скажем на то?
Неточные совпадения
Однако, волей Божией, // Недолго он поцарствовал, — // Скончался старый
князь, //
Приехал князь молоденькой, // Прогнал того полковника. // Прогнал его помощника, // Контору всю прогнал,
― Ну, как же! Ну,
князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только
приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает
князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто
приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
Вскоре
приехал князь Калужский и Лиза Меркалова со Стремовым. Лиза Меркалова была худая брюнетка с восточным ленивым типом лица и прелестными, неизъяснимыми, как все говорили, глазами. Характер ее темного туалета (Анна тотчас же заметила и оценила это) был совершенно соответствующий ее красоте. Насколько Сафо была крута и подбориста, настолько Лиза была мягка и распущенна.
Нынче вечером ждали с поезда Степана Аркадьича, и старый
князь писал, что, может быть, и он
приедет.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к
князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только
приедет его мать. И тут-то, на эти слова,
князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.