— Как не знать, ваше сиятельство, — отвечал молодой парень, приподняв немного шапку. — Спою вам первого сорта, выучил меня школьник, что ходит в верситет на Моховую. Стоял нонешним летом в жниво у нас в деревне, сложил для одной зазнобушки писаной, словно барыня, что
сидит в санях.
И
сидят в санях тоже всё черти, свистят, кричат, колпаками машут, — да эдак-то семь троек проскакало, как пожарные, и все кони вороной масти, и все они — люди, проклятые отцами-матерьми; такие люди чертям на потеху идут, а те на них ездят, гоняют их по ночам в свои праздники разные.
Аггея Никитича при этом сильно покоробило: ему мнилось, что откупщица в положенных пани Вибель на прилавок ассигнациях узнала свои ассигнации, причем она, вероятно, с презрением думала о нем; когда же обе дамы, обменявшись искренно-дружескими поцелуями, расстались, а пани, заехав еще в две лавки, — из которых в одной были ленты хорошие, а в другой тюль, — велела кучеру ехать к дому ее, то Аггей Никитич,
сидя в санях неподвижно, как монумент, молчал.
Вспоминались пожатия рук, взгляды, молчания, звук голоса, сказавшего: прощай, Митя! когда он уже
сидел в санях.
Неточные совпадения
Заходило солнце, снег на памятнике царя сверкал рубинами, быстро шли гимназистки и гимназисты с коньками
в руках; проехали
сани, запряженные парой серых лошадей; лошади были покрыты голубой сеткой,
в санях сидел большой военный человек, два полицейских скакали за ним, черные кони блестели, точно начищенные ваксой.
Парня осторожно положили поперек дороги Самгина,
в минуту собралась толпа, заткнув улицу; высокий, рыжеватый человек
в кожаной куртке вел мохнатенькую лошадь, на козлах
саней сидел знакомый извозчик, размахивая кнутом, и плачевно кричал:
На улице Самгин почувствовал себя пьяным. Дома прыгали, точно клавиши рояля; огни, сверкая слишком остро, как будто бежали друг за другом или пытались обогнать черненькие фигурки людей, шагавших во все стороны.
В санях, рядом с ним,
сидела Алина, теплая, точно кошка. Лютов куда-то исчез. Алина молчала, закрыв лицо муфтой.
На козлах
сидел, вытянув руки, огромный кучер
в меховой шапке с квадратным голубым верхом,
в санях — генерал
в широчайшей шинели; голову, накрытую синим кружком фуражки, он спрятал
в бобровый воротник и был похож на колокол, отлитый из свинца.
И
в этот-то критический момент, когда Заплатина
сидела на развалинах своих блестящих планов, вдруг к подъезду подкатываются американские
сани с медвежьей полостью, и из
саней выходит…