Неточные совпадения
Последнее
слово, казалось, было условным паролем между кабинет-министром и секретарем. Первый замолчал; другой свел свои замечания на приходящих, которых разнообразие одежд, лиц и наречий имело такую занимательность, что действительно могло оковать всякое прихотливое внимание.
Только, вот видишь, дружок, надо быть аккуратным во всех делах (при этом
слове паж, видимо, опечалился: он думал, что исполнил свое дело, как искуснейший
министр).
— Да ведь сам Артемий Петрович в маскерадном, кучерском кафтане!.. Надо, говорят, посмотреть, как этот русский наряд пристал такому молодцу, как наш кабинет-министр! (Последнее
слово заставило Остермана опять усмехнуться.)
Бирон гордо и грозно посмотрел на Артемия Петровича и думал, что он при этом
слове приподнимется со стула; но кабинет-министр так же гордо встретил его взор и сидя отвечал...
— Дела говорят лучше
слов. Покуда дозвольте вам не поверить. Впрочем, с некоторого времени замечаю, вы особенно нападаете на кабинет-министра, который столько предан моим и моей России пользам — и предан не на одних
словах. Не с этого ли времени, как он выставил напоказ вашу ледяную статую?
— Согласиться с мнением кабинет-министра, — отвечал с твердостью Эйхлер, — и тем восстановить униженную истину. Одно самодержавное
слово ваше, только одно
слово, подпись вашей руки — и потомство прибавит золотую страницу в истории вашей. Как слава легка для царей!
Кажется, это построено слишком по австрийскому анекдоту, известному под заглавием: «одно
слово министру…». Из этого давно сделана пьеска, которая тоже давно уже разыгрывается на театрах и близко знакома русским по Превосходному исполнению Самойловым трудной мимической роли жида; но в то время, к которому относится мой рассказ, этот слух ходил повсеместно, и все ему вполне верили, и русские восхваляли честность Мордвинова, а евреи жестоко его проклинали.
Неточные совпадения
Метров передал известные ему из верного источника
слова, будто бы сказанные по этому случаю Государем и одним из
министров.
«Оживлены убийством», — вспомнил он
слова Митрофанова — человека «здравого смысла», —
слова, сказанные сыщиком по поводу радости, с которой Москва встретила смерть
министра Плеве. И снова задумался о Лидии.
Затем он снова задумался о петербургском выстреле; что это: единоличное выступление озлобленного человека, или народники, действительно, решили перейти «от
слов к делу»? Он зевнул с мыслью, что террор, недопустимый морально, не может иметь и практического значения, как это обнаружилось двадцать лет тому назад. И, конечно, убийство
министра возмутит всех здравомыслящих людей.
— Ничтожный человек,
министры толкали и тащили его куда им было нужно, как подростка, — сказал он и несколько удивился силе мстительного, личного чувства, которое вложил в эти
слова.
Она со вкусом, но и с оттенком пренебрежения произносила
слова «придворные сферы», «наша аристократия», и можно было подумать, что она «вращалась» в этих сферах и среди аристократии. Подчеркнуто презрительно она говорила о
министрах: