Неточные совпадения
В это время
одна из розовых штор у правого окна кареты поднялась, и ручка, которой удивительную белизну позволяла видеть спущенная по кисть перчатка и короткий, не доходивший до локтя рукав, по моде тогдашних времен, опустила стекло. Молодая прелестная женщина выглянула из окошка и, подозвав к себе
рукой офицера, шепнула ему...
— Как устало милое дитя! — сказал конюх, поведя
одною рукою по лбу швейцарки, а другою принимая от нее куверт.
— Прежде чем я мать, я Зегевольд! — сказала она, показывая в себе дух спартанки. — Скорей соглашусь видеть мою дочь мертвою, чем отдать ее когда-либо за человека, так жестоко меня оскорбившего. Обязанности мои выше любви, которая пройдет с бредом горячки. Явится Адольф, и все забудется. Луиза дочь баронессы Зегевольд — прикажу, и она, узнав свое заблуждение, отдаст
руку тому, кто
один может составить ее счастье! Не так ли, Никласзон?
— Мои сказки, не так, как у иных, длятся тысячу и
одну ночь, — того и смотри, как сон в
руку. Нет, я скорей отгадчик. Давно известно, что мельник и коновал ученики нечистого. Вот, например, с позволения вашего молвить, господин оберст-вахтмейстер, я знаю, зачем вы идете по этой дороге со мною.
— Приятные вести? — спросил Густав, приподнимаясь на
одну руку, не понимая, почему другая не повиновалась. — Ах! я слышал такие ужасные, не понимаю где, во сне или наяву? Ради бога, говори!
Во всю длину стола, по обеим сторонам его, сидели члены суда, асессоры [Асессор — заседатель, судебное должностное лицо (лат.).], из высших офицеров разных полков; у нижнего конца стола священник в епитрахили, с крестом в
одной руке, а другую — положив на Евангелие.
Карла (задумавшись). Вот-те и задача! Преображенцы-молодцы со крестом и молитвою готовы
один на двоих; будет время, что пойдут
один на пятерых. Верные слуги царские! с ними не пропадешь. Семеновцы-удальцы, потешали, вместе с преображенцами, батюшку, когда он еще был крохоткою. Теперь надежа-государь вырос:
рукой не достанешь! потехи ему надобны другие, не детские! Вырвут из беды да из полымя; будут брать деревни, города, крепости, царства… Только жаль, командер у них… плохой.
— Будет ли нам талан? — кричали
один за другим, протягивая к ней
руки, полновесные и широкие, как у мясника.
«Овраг — и смерть!» — произнес он глухо, ухватил мою лошадь за узду, осадил ее, сделал шага два вперед, стал на
одно колено, дал знак казаку, чтобы он подержал его за конец плаща, и могучею
рукою разворотил шестом бугорки, что стояли перед нами.
В темени
одной из этих гор, ближайшей к Нейгаузену, на сером мшистом камне, сидел Вольдемар, грустный, беспокойный, как преступный ангел,
рукою Всемогущего низверженный с неба.
Запершись в кабинете и положив ночник и пистолет на стол, подошел Фюренгоф к
одному шкапу, вынул из него деревянный ящик с гвоздиками номер четвертый, засунул
руку дальше и вынул укладку, на которой тоже была надпись: гвозди номера четвертого.
Марта покачала головой и, поглядев исподлобья на своего повелителя, превратившегося из ужасного волка в смирную овечку, поспешила оставить собеседников
одних. Никласзон ударил
рукою по бумаге, которую бросил на стол перед напуганным бароном, перекачнул стул, на котором сидел, так, что длинный задок его опирался краем об стену, и, положа ноги на стол, произнес грозно...
Самые моськи супруги фон Шнурбауха слаще поели в этот день, нежели в обыкновенные, хотя она в простые дни кормила их из собственных
рук, иногда из
одного с нею блюда, едва ли не лучше своей высокой половины.
Один был в котах, другой бос и имел за плечами котомку и два четвероугольных войлочных лоскута [Подручники — род подушек, которые кладут раскольники во время земных поклонов на пол, под
руки.].
— Пустяки! для брата Авраама нет ничего невозможного, — сказал секретарь баронессы, втирая ему осторожно в
руку до десятка червонных. — Мы с тобой
одного великого племени; обманывать, а не обманутыми быть должны; ты создан не служить этой собаке, которая того и гляди, что издохнет: можно тебе самому скоро быть главою раскола в России и учителем нашей веры. Мы делали уже дела не маленькие, были награждены; не изменим теперь друг другу, и нас не забудут.
— Фрейлейн Зегевольд! — вскричала Лотхен (так звали девушку), бросивши в сторону свое рукоделье. — Фрейлейн Зегевольд! — повторила она, побежала опрометью навстречу Луизе и силилась взять у ней то
одну, то другую
руку, чтобы целовать их попеременно.
— Фрейл… — могла только выговорить мать.
Руки ее опустились, луковица покатилась из них на пол, ножик выпал на скамейку. Хозяин, сделав пол-оборота головой, будто окаменел в этом положении. Густав побледнел, спустил дитя с колена и стал на
одном месте в нерешимости, что ему делать; увидев же, что Луиза колебалась идти в комнату и сделала уже несколько шагов назад, он схватил свою шляпу, бросился к двери и сказал дрожащим голосом...
— Не шали со мною, бесенок, из молодых, да ранний! Меня не проведешь, я колдун: знаю, что у тебя нет ни сестер, ни брата; ты
один у матери, которая боится назвать тебя своим сыном: Ильза ее имя; у тебя
один дядя конюх, другой — немой, отец — знатный барон; ты живешь у старой ведьмы, такой же побродяги, как и сам. Видишь, я тебя насквозь разбираю. Протяни же сейчас ноги, расправь
руку и выполни, что я тебе скажу. Да смотри!
Долго искал я средств, как утолить жажду моей души; мне встретился
один человек… он предложил мне средство… дал моим устам коснуться милостивой
руки, в которой заключена судьба моя, поднял края завесы, скрывающей мое отечество, — и я спешил ухватиться за то, что мне было предложено.
— Помилуй, паноче! — говорили польские извозчики почтовым смотрителям, почесывая
одною рукой голову, другою прикладываясь к поле их кафтана. — То и дело кричит: рушай да рушай! коней хоть сейчас веди на живодерню.
(Здесь генерал показал двумя пальцами
одной руки по ладони другой, будто считал деньги.)
Выговоря это, Адольф бросился назад и смешался с толпою на террасе. Зибенбюргер, или Паткуль (читатели, вероятно, давно догадались, что это
одно и то же лицо), имел только время пожать
руку Адольфу, пробрался через внутренние комнаты и задним крыльцом в сад. Тут он услышал в кустах тихий голос...
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет
рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни
один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул
рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В
одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Дрожу, гляжу на лекаря: // Рукавчики засучены, // Грудь фартуком завешана, // В
одной руке — широкий нож, // В другой ручник — и кровь на нем, // А на носу очки!