Здесь на колена
Я упадаю пред тобой,
Прости, прости меня… глупец я злой
И недостойный! может ли измена
Такую душу омрачить?
Я чувствую: я не достоин жить.
Здесь, здесь клянусь не знать успокоенья,
Пока коварный клеветник,
Как я перед тобой теперь, у ног моих
Не будет умолять о жизни и прощеньи,
На божий
суд пойду я с ним…
Скажи мне: я прощен? я вновь тобой любим?
«А как же ты в
суд пойдешь?» — уныло подумал Самгин, пожимая холодную руку старика, а старик, еще более обесцветив глаза свои легкой усмешкой, проговорил полушепотом и тоном совета:
Наконец, 23-го утром, запалили японские пушки: «А!
судно идет!» Которое? Мы волновались. Кто поехал навстречу, кто влез на марсы, на салинги — смотреть. Уж не англичане ли? Вот одолжат! Нет, это наш транспорт из Шанхая с письмами, газетами и провизией.
— Видите, сударь, нам такие дела несподручны, — медленно промолвил старик, —
суды пойдут, адвокаты, сущая беда! А если хотите, тут есть один человек, вот к нему обратитесь…
Неточные совпадения
— Я пожалуюсь? Да ни за что в свете! Разговоры такие
пойдут, что и не рад жалобе! Вот на заводе — взяли задатки, ушли. Что ж мировой судья? Оправдал. Только и держится всё волостным
судом да старшиной. Этот отпорет его по старинному. А не будь этого — бросай всё! Беги на край света!
Прошли снега и реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки на
суда, здесь расчистка дерев по лесам, пересадка дерев по садам, и
пошли взрывать повсюду землю.
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама на то
пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского
суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.
— Но все-таки
суда я не хочу, вы помогите мне уладить все это без шума. Я вот
послал вашего Мишку разнюхать — как там? И если… не очень, — завтра сам
пойду к Блинову, черт с ним! А вы — тетку утихомирьте, расскажите ей что-нибудь… эдакое, — бесцеремонно и напористо сказал он, подходя к Самгину, и даже легонько дотронулся до его плеча тяжелой, красной ладонью. Это несколько покоробило Клима, — усмехаясь, он сказал:
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было
идти в
суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.